— Я — самая лучшая ее подруга, — произнесла Луиза.
Инспектор Дью откинулся на спинку стула и задумался над их рассказом, поглаживая бороду.
— Эти Криппены, — сказал он наконец. — Что они за пара? Вы хорошо их знали?
— Очень хорошо, — ответила Маргарет Нэш. — Кора входила в нашу Гильдию поклонниц мюзик-холла. Знаете, она была известной певицей. Могла бы стать звездой. Если бы он ее не прикончил! — мелодраматично прибавила она.
— А доктор Криппен? Какой он человек?
— Тихоня, — ответила Луиза. — Работает дантистом, а в остальное время служит в аптеке. Порой кажется, и мухи не обидит, но в его глазах сквозит что-то недоброе, инспектор. Я это чую.
Дью улыбнулся. Он привык к тому, что люди давали волю воображению, приписывая каждое нераскрытое преступление, совершаемое на улицах Лондона, тем, кого сами считали негодяями.
— И в каких они были отношениях? — спросил он. — Ладили друг с другом?
— Не всегда, — ответила Луиза. — Хотя на самом деле Кора была добрейшей, милейшей женщиной на свете. Не ужиться с ней мог разве только изверг. Если хотите знать мое мнение, Хоули Криппену крупно повезло.
Дью кивнул и сделал пару записей у себя в дневнике. В глубине души он сомневался, что это правда, однако решил все же сходить к доктору.
— Не могли бы вы назвать их адрес?
— Хиллдроп-креснт, 39, в Камдене, — ответила Луиза.
Он записал и, поднявшись, проводил их до двери.
— Что ж, я загляну к доктору Криппену, — сказал он. — Не волнуйтесь. Я все выясню. Уверен, что ничего здесь нет.
— Мы, конечно, на это надеемся, — сказала Маргарет Нэш, хотя в действительности жаждала трагедии. — Очень не хочется думать, что с такой очаровательной женщиной случилось что-то ужасное.
— Вы будете держать нас в курсе, инспектор? — спросила Луиза, спускаясь по ступенькам и злясь на то, что он даже не проводил их.
— Да, разумеется. Оставьте свой адрес у констебля в приемной, и я обо всем вас извещу.
Луиза и Маргарет вернулись в коридор и сообщили констеблю свои данные.
— По понедельникам с четырех до шести я обычно дома одна, — шепнула ему на ухо Луиза.
Сидя у себя в кабинете, инспектор Уолтер Дью заглянул в свой дневник. Всю ближайшую неделю он был очень занят, но, пообещав разобраться с этим делом, не хотел разочаровывать дам. Он открыл страницу, посвященную следующей неделе, увидел, что утро свободно, и быстро нацарапал:
«Доктор Криппен. Хиллдроп-креснт, 39. Пропала жена. Предположительно умерла. Зайти».
10. НА БОРТУ «МОНТРОЗА» Атлантический океан: пятница, 22 июля — суббота, 23 июля 1910 года
Утром в пятницу солнце над «Монтрозом» встало рано, однако мистер Робинсон спал допоздна. Эдмунд проснулся около восьми и ушел завтракать: он обнаружил, что ресторан заполнен пассажирами в первый раз с начала плавания. За предыдущие несколько дней большинство попутчиков привыкли к корабельной качке, и аппетит вернулся к ним с удвоенной силой. Эдмунд видел вокруг себя лица пассажиров первого класса, чьи пухлые щеки побледнели, и они набивали едой тощие желудки, словно только что кончился голод и впервые за многие недели на борт доставили продовольствие. Не желая вступать в разговор, Эдмунд глазами поискал место, где мог бы сидеть один, но не отыскал ни единого свободного столика. Впрочем, у буфета стояли в очереди человек десять, и он направился туда, надеясь, что за то время, пока его обслужат, место может освободиться.
Заметив свое отражение в зеркальной стене за прилавком, Эдмунд поразился, как легко женщина превращается в мужчину, особенно если она такая вот невысокая и стройная. Люди верят тому, что видят, и редко ставят что-либо под сомнение, поэтому обман и получился столь убедительным.
Их первый разговор на эту тему состоялся в Антверпене — в тот вечер, когда Хоули купил билеты на «Монтроз», который должен был наконец доставить их в Канаду, где они начнут новую жизнь. Хоули вернулся в гостиничный номер поздно вечером, навьюченный несколькими свертками, и с тревожным видом разложил их на кровати, не в силах поднять глаза на любовницу и готовясь к объяснениям. Этель уже привыкла к перепадам его настроения: она чувствовала, что после смерти жены Хоули все сильнее мучили воспоминания о ней. Их связь началась еще до отъезда Коры в Калифорнию, и этот факт, видимо, так сильно тяготил его совесть, что Этель казалось, будто на самом деле он винит себя в том, что бросил ее. Но брак ведь разрушился из-за их адюльтера — безрассудное поведение Коры здесь ни при чем.
— Что это? — спросила Этель, обернувшись: она сидела за туалетным столиком и примеряла жемчужное ожерелье, принадлежавшее Коре, которая так ни разу его и не надела. Возможно, все дело в освещении, но Этель не нравилось, как украшение на ней смотрелось: жемчуг казался слишком белоснежным на фоне ее бледной шеи. Лицо у Коры было темнее, под стать ее капризному характеру. Этель бесцеремонно отодвинула ожерелье.
— Хоули, неужели ты опять накупил мне подарков? Ты меня балуешь. А нам ведь нужно экономить.
— Вовсе нет, дорогая, — возразил он, наклонившись и нежно поцеловав ее в лоб. — Парочка безделиц в дорогу — вот и все.
— Наши сумки уже набиты доверху, — сказала она, встав и радостно подойдя к кровати, чтобы рассмотреть покупки.
Хоть у Этель никогда раньше не было мужчины, она не сомневалась, что на свете нет ни одного столь же внимательного и заботливого, как доктор Хоули Харви Криппен. По крайней мере, он умел показать девушке, насколько ею дорожит. Этель высыпала содержимое сумок на кровать и удивленно уставилась на покупки.
— Не понимаю, — пробормотала она и в недоумении посмотрела на него. — С нами едет кто-то еще?
На одеяло вывалились мальчиковые бриджи, парочка рубашек, подтяжки, ботинки, фуражка и черный парик. На вид они были Этель впору, но предназначались явно не для девушки, а для парня.
— Я должен объясниться, — сказал Хоули, слегка покраснев от смущения.
— Мне тоже так кажется.
Хоули сел на стул и взял за руку Этель, которая тоже села напротив него на краешек кровати.
— Мне кажется, нам нужно быть очень осторожными, — начал он заранее подготовленную речь, не зная, поверят ему или нет. — Понимаешь, в прошлом году один мой друг ездил со своей невестой в Америку, и на борту разразился скандал, когда выяснилось, что они плывут в одной каюте, но при этом не женаты. Пассажиры сторонились их всю дорогу. Почти две недели. Я боюсь, как бы такого же не случилось и с нами. Я подумал, будет лучше, если никто не узнает о наших истинных чувствах.
Этель изумленно уставилась на него.
— Хоули, ты что, шутишь? — спросила она.
— Я говорю совершенно серьезно, — ответил он. — Понимаешь, я подумал, если ты переоденешься мальчиком, то…
— Мальчиком?
— Выслушай меня, Этель. Если ты переоденешься мальчиком, то никто не станет всерьез задумываться над тем, почему мы плывем в одной каюте. Это никого не будет волновать.
Этель затаила дыхание — девушка просто не верила собственным ушам. Обернувшись и взглянув на купленные им вещи, она не смогла удержаться от смеха.
— Хоули, какой же ты ханжа! — воскликнула она. — На дворе, слава богу, 1910-й, а не 1810-й год. В наше время подобные вещи наверняка никого не волнуют.
— Разумеется, волнуют. Не будь такой наивной.
— А если даже и так, — решительно добавила она, — что из этого? Мы ведь любим друг друга, верно?
— Разумеется.
— И мы совершеннолетние?
— Да, но…
— И собираемся пожениться, как только доберемся до Канады, так?
— При первой же возможности.
— Тогда я спрашиваю тебя, Хоули, кому какое дело, чем мы с тобой покамест занимаемся? Если мы захотим провисеть всю поездку в вороньем гнезде, пролежать, свернувшись калачиком, в спасательной шлюпке или провыть на луну, — это никого не касается, потому что мы оплатили проезд!
Хоули встал, прошел к окну и, слегка отдернув пальцами штору, посмотрел вниз на антверпенскую улицу. Рынок уже закрывался, и он заметил стайку ребятишек, пристально следивших за бакалейным лотком, выжидая, когда хозяин отвернется, чтобы можно было украсть по яблоку. Цель их была очевидной, и Хоули поразился: неужели владелец лотка их не замечает? «На месте торговца, — подумал он, — я бы держал под лотком плеть — для отпугивания воров».