— Простить? — заорал мистер Робинсон, оглянувшись на Эдмунда, который теперь уже сидел и гладил горло, громко кашляя. — Я тебе покажу прощение. Больше ты не будешь этого делать, уверяю тебя.
Он схватил мальчика сзади за штаны и уже готов был поднять его и вышвырнуть за борт, но тут ему на плечо легла чья-то рука: ярость тотчас утихла, и к нему вернулся здравый смысл.
— Отпустите его, мистер Робинсон, прошу вас, — с тревогой сказал Матье Заилль. — Отпустите. Дайте мне с ним потолковать.
Обернувшись, он увидел рядом Марту с перепуганным лицом и, смягчившись, снова повернулся к Тому и оттолкнул его не к родственнику, а вдоль палубы.
— Он хотел его убить, — сказал мистер Робинсон, взглянув на дядю мальчика. — Приставил к шее Эдмунда нож.
Том, дрожа, стоял на палубе, озадаченный тем, что произошло. К тому же его только что в очередной раз испугали водой.
— Не волнуйтесь, я его накажу, — пообещал Матье, презрительно глядя на племянника. — Он больше не будет никому из вас докучать.
— Он какой-то ненормальный, — сказал Том, показывая на Эдмунда, пытавшегося сдержать слезы. — У него что-то…
— Замолчи, — приказал Матье. — Извини, Эдмунд, — прибавил он, взглянув на юношу. — Прошу за него прощения.
— Все хорошо. Только я хочу спуститься в каюту, — прошептал тот: горло все еще болело от цепкой хватки мальчика. Эдмунд побежал вниз по ступенькам, Марта — за ним. На палубе остались лишь мистер Робинсон, мистер Заилль и Том Дюмарке.
— Если ты его еще хоть раз тронешь, — сказал мистер Робинсон, — я отрежу тебе обе руки. Так и знай, я не шучу. Ты меня понял? — Он говорил так четко и выразительно, что Тому ничего не оставалось, кроме как быстро кивнуть. Матье сощурился, удивившись силе этого человека. — Надеюсь, мы хорошо друг друга поняли, — добавил мистер Робинсон, а затем тоже развернулся и медленно пошел прочь.
— Идиот, — пробормотал Матье, приподняв племянника над палубой. — Ты такой же испорченный, как и твой отец. Что ты собирался сделать?
— У него что-то… этот Эдмунд… у него нет… — Видимо, он не мог закончить фразу: все мысли перепутались.
Матье взял его под локоть и с раздражением повел обратно в «президентский люкс».
И, подобно тому, как Виктория следила за Эдмундом, а Том следил за Викторией, с высоты своей штурманской рубки капитан Кендалл следил и подслушивал за всеми, но при этом ни во что не вмешивался. Больше всего капитана обрадовало открытие, сделанное Томом Дюмарке, — открытие, окончательно подтвердившее его догадку. «Теперь уж недолго осталось», — подумал он про себя с улыбкой и отвернулся.
Эдмунд вбежал в каюту, не обратив внимания на Марту Хейз, шедшую за ним в нескольких шагах, и запер за собой дверь. Рухнул на койку и закрыл руками лицо: от выпитого кружилась голова. Он сбросил обувь, подобно капризному ребенку, и, сорвав с головы парик, зашвырнул его через всю комнату, а потом встряхнул своими натуральными волосами.
— Эдмунд, — закричала Марта Хейз, стуча в дверь, — пожалуйста, впусти меня.
— Я просто хочу побыть один, — откликнулся он.
— С тобой все нормально? Ты не ранен? Он не ушиб тебя?
— Нет.
— Ты уверен? Если что, я могу найти для тебя врача. На палубе мне показалось, что тебе очень больно.
— Все хорошо. Все будет хорошо, — сказал он, тут же себя поправив. — Прошу вас… оставьте меня в покое.
За дверью на минуту воцарилась тишина: Марта обдумывала его слова.
— Ладно, если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать, — сказала она. — Я хочу, чтобы в случае чего ты зашел ко мне.
Марта ему сочувствовала: наверное, Эдмунда унижало то, что над ним взял верх пятнадцатилетний мальчишка, а ее это к тому же удивляло. Ведь хотя Эдмунд был невысоким и худым, Марта предполагала, что он обладает силой и стойкостью, которые проявятся в подобной ситуации. Видимо, она ошибалась.
Теперь, оставшись одна, Этель дала волю слезам, и ей казалось, что они будут литься вечно. Вечер пролетел так быстро и оказался так богат событиями, что ей тяжело было об этом вспоминать. Драка с Томом — это еще полбеды, а вот поцелуй с Викторией — совершенно другая история. Этель не знала, нарочно ли ее напоила эта девушка, но даже если так, Этель все равно с ней целовалась. И ей это понравилось. Ужас. Она не представляла себе, как будет в следующий раз смотреть Виктории в глаза. Этель мерещилась ее надменная, радостная усмешка — ведь наконец-то она добилась от Эдмунда своего. Конечно, Этель ничего не расскажет Хоули. Но потом наступил решающий момент, когда у Тома возникли подозрения насчет истинного пола Эдмунда. Чем это закончится? Расскажет ли он? Да и поверят ли ему?
В замке повернулся ключ, и, слегка приоткрыв дверь, Хоули бочком вошел в щель, чтобы никто снаружи не заметил Этель в естественном виде. Она в страхе подняла голову, словно опасаясь, что Том Дюмарке пришел довершить начатое, но с облегчением увидела, что это не он.
— Ты как? — с тревогой спросил Хоули, присев рядом с ней на кровати и обняв ее за плечи. — Что там произошло?
— Все хорошо, — ответила Этель, взяв себя в руки и устояв перед искушением полностью расслабиться и расплакаться навзрыд. — Просто я была немного шокирована — вот и все.
— Что случилось? Почему он на тебя напал?
— Не знаю, — солгала она. — Я сидела, разговаривала с Викторией…
— А, — сердито сказал он. — Так и знал, что здесь замешана эта дерзкая девчонка.
— Она ни при чем, — произнесла Этель, защищая ее. — Мы просто беседовали. Мило так. Потом я сказала, что мне пора вернуться в каюту. Почти уже дошла. И тут-то он на меня и набросился.
— Мерзкий мальчишка, — прошипел Хоули. — Я должен был выбросить его за борт.
— Ты бы не смог.
— Смог. За то, что он с тобой сделал, мне хотелось его утопить.
Этель покачала головой.
— Ты бы никогда не смог убить человека, даже в гневе, — сказала она. — Я знаю тебя, Хоули, у тебя совсем другая натура. Не забывай — ты же врач. В твоем деле нужно спасать жизнь, а не отнимать ее.
Он нахмурился и промолчал.
— Горло болит, — через минуту сказала Этель.
— Дай гляну, — произнес он и осмотрел шею на свету. — Просто небольшой синяк, — сказал он. — Пройдет. — Удивившись запаху, он принюхался. — Ты пила? — спросил.
— Немножко шампанского.
— Немножко? А судя по запаху, немало.
— Да нет же. Впрочем, это неважно. Произошли события поважнее, — возразила она. — Мне кажется, он знает.
— Кто и что?
— Том. Он знает, что я не мальчик. Знает, что я девушка.
От неожиданности у Хоули отвисла челюсть.
— Знает? — переспросил он. — Ты ему рассказала? Зачем?
— Нет, я ничего ему, естественно, не рассказывала, — прошипела она. — Но он прижал меня к стенке — уж не знаю, что у него было на уме, — и сунул мне руку между ног, а через секунду ты уже его оттащил, но я все равно увидела это в его глазах.
— Да брось ты.
— Хоули, говорю же тебе, он понял.
Криппен встал и принялся ходить взад и вперед по каюте, думая над этим новым осложнением.
— Это ужасно, — сказал он. — Что, если он расскажет своему дяде?
— Он может. Но мне кажется — не расскажет.
— Почему?
— Беда Тома Дюмарке в том, что он по уши влюблен в Викторию Дрейк, которая ни за что не хочет от меня отстать. Поэтому он меня так ненавидит. Если он кому-нибудь и расскажет, то разве что Виктории Дрейк.
— Которая расскажет матери.
— Точно.
— Которая расскажет всем на пароходе.
— И впрямь.
— Но это же очень скверно. Его нужно остановить.
Этель пожала плечами.
— Даже не знаю как, — сказала она. — Он мне кажется какой-то неодолимой силой. Думаю, он хочет заполучить меня тем или иными способом. Особенно сейчас. Особенно после сегодняшнего вечера. Он жаждет моей крови.
Хоули задумался.
— Возможно, я должен поговорить с мистером Заиллем, — сказал он. — Сказать, что возникло недоразумение.
— Думаешь, он тебе поверит?
— Не знаю. А ты бы поверила?
Девушка поразмыслила.
— Думаю, меня пришлось бы долго убеждать, — призналась она. — Но мне кажется, у мистера Заилля нет оснований нам вредить. Похоже, он не из таких людей. Ведет себя как джентльмен, по принципу «живи и давай жить другим». Не сует свой нос в чужие дела. Но если даже сунет, мы сами в этом виноваты. Все было неправильно с самого начала. Зачем я переоделась? — Думая об этом, она все больше расстраивалась. — Почему мы не могли путешествовать просто как муж и жена? В крайнем случае изменили бы имена и фамилии, но этот обман… — Она огорченно покачала головой. — Нечто подобное должно было рано или поздно произойти.