— А как? — спросил Жигимонт.
Комтуры загомонили.
— Паровые котлы не успеем, слишком… — перекричал всех Андрей.
Князь оглянулся на Боларда, подмигнул:
— Прямоточный двигатель.
— Что?
Дон Смарда отобрал у писца перо и бумагу. Было бы странно барону не знать секрет, который сам же и выкупал у изобретателя. Первое серьезное его дело в пользу Ордена.
Жил в свое время в заморской колонии Ренкорры, в городишке Ирселе, гербелиец — Арен Руккерт. Да и сейчас живет, что ему сделается. Отвратный мужичонка, честно говоря. Нелюдимый, желчный, скаредный: снега зимой у него не выпросишь. Впрочем, в Ирселе снег и не идет. Но кроме всего прочего, был этот мужичонка гением. Спускался в море в самодельной подводной лодке, как Александр Македонский. На дельтаплане из пальмовых листьев летал. Умудрился пришпилить огнемет к арбалету. Механическим чучелом соседей напугал до смерти — оно у него в огороде клубнику окучивало…
В общем, если бы не Консата — Руккерта бы наверняка сожгли к вящей славе господней. Еще дочка у Арена была, замечательная просто дочка… Болард протяжно вздохнул. Чего уж теперь, дела прошлые…
— Все просто, — он быстро зачеркал пером. — Вот корабельный трюм. Всем видно?.. В нем кирпичная топка, — парой линий барон изобразил кладку. — Сверху подвешен железный бак, снизу горит огонь. С двух сторон трубы. Вот нос. Судна, а не мой, — Болард ухмыльнулся. — С носа набирается вода, в котле превращается в пар, проходит сзади и вырывается сквозь сопла, толкая судно. Попадая на перо руля, заодно делает кораблик маневренней. Да, корпус должен быть притоплен.
Еще одна волнистая линия вдоль кораблика, нарисованного в разрезе.
— Балласт, — поймал мысль Рошаль.
Шенье хмыкнул:
— За балласт сами сойдем. И кони.
— А почему этого никто не сделал? — с ехидцей встрял казначей. — Если так просто…
— Мозгой шевелить лениво, — князь Жигимонт от души шлепнул Боларда по спине. Тот уперся в стол руками:
— Успеем за неделю. Главное, чтобы в сочленениях не текло.
— А это к кузнецам. Езжай на Рушиц. Делай, — сказал магистр. — Виктор, все, что ему будет нужно.
Красавец граф кивнул.
— Рошаль…
Канцлер, слушая Ивара, наклонил голову к плечу.
— Задействуй гелиографы.
Глава 22.
1492 год, июнь. Стекольненский тракт
— Ну не умеет она варенье варить — хоть тресни. Старается, старается — а толку чуть. А сейчас как раз земляника идет, да черника на подходе. Так ей управляющий и советует: вылезай, красна девица, значит, в полдень на хозяйскую крышу с тазом медным начищенным, да им на солнце-то покрути. А как сполох на окоеме увидишь…
Рошаль хмыкнул и тут же подобрал клацнувшую челюсть. Толчок, толчок, раз-два… сел, приподнялся, сел… Ох, не гожусь я ходить на рысях, подумал Анри себе. Болтаюсь, как мешок. Ладно, если с сеном, а не с яблоками. Князь Варкяйский за побитую конскую спину с за… спины мне всю шкуру спустит… Если там еще что осталось.
Лунный свет пролитым молоком белил дорогу. Теплый ветер нес в лицо запах хвои. Шум прибоя заглушал равномерную дробь подков. Выплетала дивные узоры из звезд над головой небесная пряха Верпея. Несмотря на то, что время подбиралось к полуночи, на берегу было совсем не темно. Только наклоненные под вечными ветрами Юръ-Дзинтара сосны бросали под ноги верховым смутные тени.
— И сразу в Варкяе огненная потеха, — тянул свое Жигимонт. — Что ж я, княжон, ласонек своих рыжих, без потехи оставлю? В этом сам Ингевор мне не указ… И что знаки тайные подавал, хрен докажешь.
Покосился на молчащего канцлера. Бросил:
— Шагом!
Над головой знаменосца качнулся варкяйский значок: синий с белыми волнами, а в сумраке просто серый. Кони перешли на шаг. Рошаль передохнул, разлепив стиснутые зубы. Впереди, прямо над окоемом, светили две огромные звезды — маяки стекольненской гавани.
— А вот скажи мне, вот ты, человек ученый. Правда ли, что в городе Каннуока смотритель маяку не нужен? — приставал Варкяец. — Будто качает в фонарь земляное масло какая-то хитрая механика, и заводить ее всего раз в неделю требуется?
— Правда.
Жигимонт вздохнул:
— После победы себе такую поставлю.
Убегала по правую руку черная городская стена. Мигнули походни над воротами.
— Как мы в город попадем? — спросил Рошаль.
Жигимонт хмыкнул:
— А зачем? Через Плиску пойдем. Там какого-нито трактирщика расспросим, что в порту деется.
Плиской называлась здоровенная слобода, скандальная и шумная, в закуте между северной стеной и портовым фортом. Там, в этой слободе, моряки протирали штаны между рейсами — с такими же пьяными и щедрыми приятелями; со срамницами, с женами, порой по две-три на каждого; дрались, играли в карты и кости, пропивали и проедали заработок в разного вида и достоинства трактирах и кружалах и искали нового. Городские власти махнули на Плиску рукой.
Шла от слободы под Маячной горкой вдоль берега обводная дорога, позволявшая, минуя городские укрепления, попасть к складам, стоянкам судов, верфям, мытной площади и присутствию с комендантом. Огромный порт задами смотрел на кривую западную стену с прилепившимся к ней снаружи беспошлинным рынком, а лицом — в просторное устье реки Варкуши. Между вознесенными на рукотворные холмы маяками лево- и правобережья тянулось сплетенное из мелких цепей боновое заграждение и стоял на якорях патрульный халк.
Разгоняя плетками собак и пьяных, княжья свита вломилась в слободу и остановилась у трактира поприличнее. Над арочной его дверью светились не сальная плошка или коптящая походня, а взятый в чугунную решетку фонарь с заткнутой за него пасхальной вербочкой. Жигимонт с кряхтением спешился. Рошаля пришлось поддержать. Двигаясь, как деревянный, он следом за князем очутился в полутемном низком зале, освещенном огнем очага и полном гудения сдержанных разговоров. Над очагом на вертелах крутились подрумяненный кабанчик и дюжина кур. Слюнки потекли от одного их запаха.
— Пива!! — прорычал Варкяец. Хозяин трактира, узнав князя, сложился вдвое. — Людно тут у тебя.
— Ага, людно, — трактирщик щелкнул пальцами, подзывая подавальщика. — Так горе у нас, ваша мость.
Пятясь задом, он отвел гостей под лестницу, к одиноко стоящему столу.
— Садись, — Жигимонт хрястнул ладонью по дубовой скамье. — Рассказывай.
Трактирщик чиниться не стал. Вместе с гостями выпил, закусил и поведал, что имеет в деле убыток. То есть, пока не имеет, но будет иметь, потому как Стекольненский порт именным распоряжением принципала закрыт. Еще полбеды, если гуляки, поиздержавшись, станут просить в долг. И с простой пищей перебиться можно, — хозяин зажевал изрядный кус посыпанной укропчиком и тмином поросятины, — как гоны в Варкяе хорошие, и свинки, и телята в селах есть. Но вот из-за перебоев с пряностями и заморскими винами грядет Стекольне и хозяину лично полное разорение. Ну разве может добрый стекольненец обойтись без корицы, гвоздики, майорана, кориандра, перца красного и черного, куркумы или, положим, имбирного пива?.. Жигимонт Варкяец, высадив кулаком доску в столе и обильно залив беду пивом из глиняного ковша, признал, что не может. Канцлер Консаты с трудом сдерживал смех. Все понемногу подтягивались к столу, с позволения угощались и высказывали обиды.
— Шкипера да капитаны с утречка там сидят! — колобок в матросской куртке с оловянными пуговицами трясся и подпрыгивал, едва не задевая матицу лысым темечком. — Так хоть бы комендант, гнида, принял. С людями поговорил. Так нет! Заперся в форте за солдатскими спинами! А нам убытки терпи. Ат, — он шваркнул об пол помятой шляпой.