— Какая трогательная забота… Если ты так уж близко принимаешь к сердцу мои дела, то, может, подскажешь, что теперь с Майкой делать. А то взяли заложницу…
Девица поперхнулась. "Это кто заложница? Это я заложница?!"
Ей захотелось вбежать в кабинет и выцарапать господам Смарда глаза.
Обоим.
Но рыжая запуталась в тканях, и толстуха успела поймать ее за пояс:
— Куда?! Мы еще только начали.
Тут швея начала распространяться, что работает на баронов Смарда уже сорок лет, и дон Александр Смарда, и дон Болард Смарда, и дядья его всяких девиц в этот дом приводили, но таких строптивиц еще не было, и что любовница барона должна быть послушной, "с карахтером ангелическим…"
— Пусти-и! — Майка цапнула болтунью зубами за руку и выскочила из гардеробной, захлопнув за собой дверь.
— Явление Христа народу, — изрек Борис, разглядывая ее встрепанные волосы и покрасневшее лицо.
— Я — любовница, я — заложница… А ты… а ты…
— Дон Болард, барон Смарда, рельмин Ингеворский к услугам доны, — он встал и низко поклонился, заметая воображаемой шляпой паркет. Гретхен поджала узкие губы.
— Садись! — Борис затолкал Майку в кресло, а потом коротким приказом выставил любопытную швею. — Поговорим в тесном семейном кругу. Кстати, рекомендую: дона Гретхен, баронесса Смарда.
Грета презрительно наклонила черноволосую голову. Майка приоткрыла рот: интересно, сам Борис это выдумал, или помогал кто? Болард напряженно молчал, глядел в окно. Майка тоже на всякий случай туда глянула. Ничего особенного за окном не было: мокрая зелень тополей и вязов, а за ними, размытый в пелене дождя, мутно блестел шпиль какой-то церкви. Или костела. Или еще черт знает чего. Тут Майке вспомнились недавние слова Боларда, все эти титулы и странные имена…
— А мы… где?
— А это мой дом в столице, — Болард гостеприимно повел рукой. — К слову, столица зовется Настанг. Видишь ли, дона Майка… — церемонно продолжил он и скривился: сочетание "дона Майка" звучало очень уж нелепо. И впрямь, какая из девчонки дона… Так, дитя горькое. А он, Болард, ясное дело, скотина. Ей бы сейчас на речке жариться…
— Какой сейчас год? — неожиданно и совершенно некстати осведомился он у Гретхен. Та покрутила пальцем у виска:
— Девяносто второй, если благородному дону отшибло память.
— Тысяча четыреста, — уточнил он, ничуть не смущаясь, и снова повернулся к Майке: — Так вот, ты себе уясни, девчонка, что это все — не сон и не бред, но ты здесь надолго вряд ли застрянешь. Как только Переход откроется — милости просим…
— В смысле — пошла вон? — уточнила Майка.
— Да кому ты нужна здесь, кто с тобой возиться будет? Братец мой полоумный? Так его самого скоро…
— Заберут куда следует, — радостно подхватил Болард. — Зря надеешься, Марго, не заберут.
— Ты что, уголовник? — удивилась Майка. — Надо же, а с виду приличный человек…
Гретхен выразительно хмыкнула.
— Понимаешь, детка, — сказал Болард проникновенно, — наши отношения со здешней Церковью как-то не сложились. Местные попы не разделяют моих религиозных убеждений.
— Дело не в убеждениях, — возразила Гретхен холодно. — И ты это знаешь. Жил бы себе спокойно, как порядочным баронам полагается, не лез бы куда не надо…
— Это как же полагается? — переспросил Болард ядовито. — Это на охоту ездить, с принципалом водку жрать и девок брюхатить?
Гретхен потупила глаза и сделала вид, что краснеет. Рыжая перевела недоумевающий взгляд с одного на другую. Ей показалось, что спорят они вот так не впервые и совсем забыли о Майкином существовании.
— Нет, мы будем белыми и пушистыми, мы будем лезть не в свои дела и еретиков с креста стаскивать. А потом нас дракон сожрет, как святого Ивара…
— Заткнись, — тихим голосом сказал Болард. Край его рта мелко дергался.
— И не подумаю. — Гретхен встала и, сложив на груди руки, заходила по комнате. Платье ее колыхалось и шуршало в такт шагам, и всякий раз, когда Гретхен проходила мимо Майки, ту обдавало холодновато-терпким, просто немыслимым каким-то ароматом.
— С какой стати, спрашивается, я должна молчать, если мой брат, барон, нобиль в пятнадцатом колене…
— В шестнадцатом, — поправил Болард сухо.
— В шестнадцатом, — миролюбиво согласилась Гретхен. — Связался черт с младенцем… А честь дома и сестры…
— Тебя, пожалуй, опорочишь… — проворчал Болард задумчиво.
Помолчал и неожиданно объявил: — Ну ладно, с обсуждением твоего морального облика мы повременим. Займемся лучше судьбой несчастного ребенка.
— Какое счастье! — восхитилась Майка. — Я бы умерла без вашей заботы!
— Ну, умереть мы тебе, положим, не дадим, — пообещал Болард. Что-то он еще говорил — про то, что здесь Майке совсем не место, что мать будет волноваться… Девчонка не слушала. Смотрела в окно, на злосчастный этот крест, пытаясь понять, зачем это он такой странный, без навершия, и высчитывала, как бы так сделать, чтобы домой ее не отправили. Или отправили, но не сразу. Все равно ведь каникулы. Как раз и платье дошьют, и все девицы в классе увянут от зависти. Так что фигушки, не выйдет у Борьки ее выпроводить. Ни за какие гавришки.
— Через два дня Переход закрывается, — услышала она как во сне. — Как хочешь…
— Не хочу, — заявила Майка.
У Боларда вытянулось лицо.
Густо-синяя вспышка осветила кабинет, и сразу за ней сухой раскат грома встряхнул оконные стекла, мебель и хрустальные подвески жирандолей. Любопытно, подумала Майка рассеянно, изобрели здесь громоотвод или еще нет? Все зависит от того, решила она, есть ли у них свой… этот… Франкенштейн… нет, кажется, Франклин… А то ка-ак в церковь сейчас шандарахнет… Молнии святые места лю-убят… А может, это и не кресты вовсе, безголовые, и вместо Франклина тут ксендз в сутане. Впрочем, скоро выяснилось, что святым местом является как раз особняк барона Смарды. Молния ударила в каминную трубу, заставив Гретхен ненадолго заткнуться, Болард же с проклятьями бросился затаптывать тлеющий ковер.
Залюбовавшись сиим достойным зрелищем, Майка сперва не поняла, что проорала Грета. А потом сердито сообщила, что в няньке не нуждается, особенно, в такой, как достойная Борькина сестрица.
— Спасибо, утешила, — выслушав, мрачно проговорил Болард, а баронесса Смарда скривилась: всегда ее «уважаемая» семейка с юродивыми якшается: Дигна — с Налью, Болард с…
— Интересно, интересно, интересно… — промурлыкал братец тоном зайца из популярного мультика. Понравится ли матушке, что Грета ее по имени величает? И вообще, не ей, Грете, которой было тогда от горшка два вершка, вмешиваться во взрослые дела. Мятеж там, например, из-за какового пришлось благородному баронскому семейству искать на Земле убежища. Или в отношения Ингевора и его почтенной супруги, Майкиной родительницы…
Грета подскочила.
— Р-родительница! — и добавила что-то насчет княгини и конюха… Болард желчно усмехнулся: из Греты баронесса тоже была так себе.
— Я — это я, — отрезала сестра невозмутимо. — А вот байстрючку куда девать? Не воображай, что она мне тут нужна.
— Назад. К матери.
— К какой матери?! Застрелили Наль вчера. По приказу Претора.
Майка закричала.
Глава 9.
1492 год, 17 мая. Настанг
Болард споткнулся в темноте и схватился за стену, и тут же что-то ткнулось ему в грудь, и зазвенело по камням, заливая ледяной водою ноги. Болард переступил в луже, отодвинул носком сапога кувшин, и сказал:
— Ой, как интересно! — придержав Майку за плечо, чтобы не сбежала.
— Пусти!
— Ты что орешь?
— Пусти, Борис! — пропыхтела Майка, силясь вырваться.
— Ну уж нет. Зря я, что ли, за тобой бегал? — он уцепил девчонку под локоть. — Ну, пойдем к нему.
— К кому? — ненатурально удивилась Майка.
— К князю.