Увы, от таких зрелищ и следует ждать неприятностей. Искры от огненных фонтанов попали на повозку одного из приезжих торговцев, а привез он бочки с дегтем и, вопреки установленным в городе правилам, не оставил на складе, чтоб не платить за хранение… в общем, будь тут ветераны Великой войны, вспомнили бы они, что такое зажигательная смесь, которую использовали и степняки, и осажденные.
Худшего удалось избежать, потому что в Димне действовала пожарная команда (а потом еще сетуют, что городское самоуправление деньги тратит неизвестно на что), и пламя не перекинулось на соседние здания. Но народу пострадало немало, причем не только обычных зевак, но и вполне уважаемых граждан, благо и такие присутствовали на ночном представлении.
Монграна сам во время происшествия поблизости отсутствовал, но ему, разумеется, доложили, и он явился оценить нанесенный пожаром ущерб. (Пострадавшему торговцу ничего не возмещать, а наоборот, взять с него штраф, ибо сам виноват, с теми, кто устраивал это огненное представление, разберемся на месте.) Картина была удручающая. Философ мог бы заметить – сколь быстро красота превращается в свою полную противоположность.
Обожженных и подавленных толпой пользовали городские лекари. Фруэла сообщил, что особо отличился тут доктор Керавн – он как раз подошел посмотреть на праздник и оказался близ места происшествия. И тут же бросился на помощь, благо сумку свою лекарскую он всегда таскает с собой.
Керавн был еще более раздражен и небрежен в манерах, чем обычно. Когда Монграна подошел, чтоб поздороваться с ним, он ядовито поинтересовался:
– Теперь-то вы убедились, консул, что я не чародей? Будь я им, я бы просто остановил пламя, не позволив ему разгореться. И теперь не возился бы с этими несчастными.
– Зато я понял, что вы человек самоотверженный. И предусмотрительный.
– Передай мне михальский бальзам, ты, урод! – Как будто не заметив этих слов, Керавн обращался к ученику. – И не забудь, нам еще к господину Зитте, его домой отнесли, но меня требуют. Так что нечего зевать и изображать сонную вошь!
Утром улица Шерстобитов жила так, словно никакого праздника и в помине не было. Лавки и мастерские открылись, как обычно, хозяйки, высунувшись из окон, обменивались свежими сплетнями, попутно развешивая белье, дети с воплями тузили друг друга либо, открывши рты, пялились на троих всадников, шагом проезжавших по мостовой. На всех были плащи ополченцев – серые, плотные, с капюшонами. Поскольку это не была регулярная армия, ополченцы одевались кто во что горазд, и единственное, что шло за форму, – эти плащи. Правда, тот, что ехал впереди, капюшон откинул, чтобы все могли обозреть его геройскую усатую личность, украшенную свежим рубцом на подбородке. За что и удостоился взглядов не только от детишек, но и от их мамаш – одобрительных и многообещающих. Второй, нескладный здоровяк, несмотря на крупное телосложение, гляделся не молодецки, а как-то уныло, похоже, продолжительная военная кампания так и не сделала из него боевого кавалериста. Третий, напротив, держался в седле небрежно, можно сказать, развалившись. И столь же небрежно съехал с седла, когда показался дом доктора Керавна.
– Ну, все, парни, – сказал он, – я пошел. Да и нечего было со мной тащиться.
– Это тебе на приказы плевать с Серой башни, – сердито ответил усатый. – А нам капитан велел тебя до места доставить, чтоб ты по пути не смылся.
– Доставили, ладно. И раз уж так, гнедого с собой заберите. – Он передал уздечку унылому здоровяку.
– Как же так? Он же твой…
– Потом из казарменной конюшни заберу. А то они его тут уморят.
И, не дожидаясь ответа, пошел к дому. Походка его была столь же небрежна, даже расхлябанна. Иногда он касался рукой стен, чтоб сохранить равновесие. Складывалось впечатление, что парень перебрал, и на сей раз на него с одобрением взирало не женское, а мужское население улицы.
Поднявшись на крыльцо, он забарабанил в дверь, но ему не открыли.
– Доктор! Тетка Кандакия! – воззвал он. Без толку. – Все куда-то по случаю праздника умелись, – сделал гость разумный вывод. – Ну и демон с ними.
Он уселся на крыльце, привалившись к столбу, надвинул капюшон на нос, чтоб свет не мешал, и задремал. Покой его не тревожили – на улице Шерстобитов к этому относились с пониманием.
Хозяин дома появился на улице ближе к полудню. Большую часть ночи он провел у одра именитого купца, получившего ожоги во время злополучного происшествия, а под утро ему было предложено передохнуть в доме пациента, каковым предложением приуставший лекарь и воспользовался. Теперь, убедившись, что больной вне опасности, перекусив и получив плату за визит, Керавн снова был бодр и снова ругался – правда, не на Раи, а вообще на устройство мира и на то, что следует обеспечивать людям безопасность, прежде чем устраивать городские празднества.