— Идемте со мной. Я бы хотел поговорить с вами по поводу нашей договоренности о гарнитуре.
— Хорошо. — Кивнула растерянно и последовала за ним.
В кабинете Кирилл протянул какие-то бумаги.
— Будет разумным совместить получение вашего наследства и сделку. Но чтобы обезопасить свои интересы, предлагаю заключить предварительное соглашение. По нему вы обязуетесь продать украшения мне по оговоренной цене. Ждать придется полгода, и мне необходимы гарантии. На этот период было бы неплохо, если бы вы скрылись где-нибудь от Бортнича. Если хотите — могу помочь.
Мое сердце ухнуло куда-то вниз. Приплыли. Фактически он возвращал меня к своему предложению, сделанному ранее, с той лишь оговоркой, что рекомендовал теперь это на определенный период. А дальше, получив желаемое, оставлял решать возможные проблемы в одиночку.
Что может разрушить любое доброе чувство к другому? Разочарование. Сглотнув горький ком, отложила листы на стол.
— Нет, Кирилл Геннадиевич. Жить, как «премудрый пескарь» я не собираюсь. И без всяких дополнительных протоколов продам драгоценности вам. Только… это произойдет не раньше, чем я утрясу все свои нюансы с Вячеславом Богдановичем. — Сказала и застыла от собственной то ли храбрости, то ли дури.
Вы бы видели его лицо! Судя по взгляду, он наверняка хотел в тот момент меня… э-э-э… умертвить, скажем, так. Молчал и смотрел. Минут пять, наверное.
— Я все правильно сейчас понял? — расклеил, наконец, челюсти.
— Надеюсь. — Отступать некуда. Помните сказку, про конька Горбунка? Там где царю надо было то в студеной воде, то в кипятке искупаться? Ощущения, скажу я вам, у меня были те же, без всяких котлов и окунаний.
Вообще после моего срыва с Халком, когда сказала ему про «тошнит», наверняка произошел какой-то сдвиг в карме, не иначе. Что за каша варилась в голове, когда ляпала языком, выставляя условие?! Чем думала?!
Объяснить свое безумство могу лишь злостью и отчаянием. Пониманием того, что как только продам комплект старинных украшений — Дубов палец о палец не ударит, чтобы помочь. А до сделки, если ему так вперлись эти цацки — вынужден будет защищать.
— Присядь. — Распорядился тоном, не обещающим ничего хорошего, и, обойдя стол по полукругу, плюхнулся в кресло. Поставил локти на стол и сцепил пальцы рук. Долго смотрел в упор. — Твои баталии с Бортом могут длиться еще не один год. И ты предлагаешь мне… подождать? — последнее слово он уже даже не говорил, а процедил сквозь зубы.
Нервная дрожь от затылка поползла вниз. Передо мной уже был не рафинированный интеллигент, а раздраженный мужчина в очень и очень плохом настроении. Вместе с адреналином по телу мгновенно распространился безотчетный страх. То, что он перешел на «ты», почему-то ужасало больше всего.
— Не переживайте. Я постараюсь решить все как можно быстрее. Это в моих интересах, как-никак. — Стараясь справиться с дрожью, ответила, изыскивая остатки отваги.
— Нелли… — Кирюшенька набрал воздуха побольше, но, видимо, передумал говорить то, что собирался в самом начале. Выдохнул протяжно и вкрадчиво поинтересовался: — Расскажи мне о своих идеях. Как именно ты собралась распетлять с Бортом?
Поборов оцепенение, сглотнула.
— Ну, то, что мне теперь до конца своих дней придется валяться у ног Вульфа — это понятно. А еще я найду выход на жену Бортнича. Поговорю с ней. И предложу подловить мужа на горячем. При удачном раскладе все останутся довольны. Она получит новый кабриолет, а я — долгожданный покой. Если не поможет — мы будем проворачивать этот фокус до посинения. Надеюсь, эта женщина не дура — согласится.
— А если дура? Если не послушает? Посмеется и пошлет подальше?
— Тогда я повешусь! Вы это хотите услышать?! — сорвалась на крик и тут же остановилась. — Извините… — Перевела дух, и спокойно закончила: — Но прежде подарю вам ожерелье. Не беспокойтесь.
— И серьги? — спросил с издевкой, усмехаясь.
— И серьги. — Ответила недоуменно, не понимая причину его веселья.
Кирилл Геннадиевич замолчал. Вначале смотрел прямо, потом откинулся назад и даже глаза прикрыл. Объяснить не берусь, но почему-то тишина пугала. Предчувствие. Как же я не любила вот это гадкое состояние, когда заранее знаешь, что впереди тебя ждет скверна.
За те пятнадцать или двадцать минут, которые он промариновал меня тогда в кабинете, чувство паники постепенно трансформировалось в смирение и усталость.
Безмолвие ужасно угнетало. И если поначалу хотелось кричать, то в конце дышалось через раз.