— За что и как он тебя бил? — уточнил обманчиво спокойно.
— Не важно. — Ответила, ежась от страха. — Я… заслуживала. Павел Игнатьевич просто вспыльчивый… очень, а мне не хватало собранности и дисциплины…
— Я не об этом тебя спрашивал. За что и как. — Повторил напряженно, после чего взял за подбородок и повернул к себе, видимо желая смотреть в лицо.
— П-по разному… не помню уже.
— Помнишь. И никогда не забудешь. А матери не можешь простить за то, что не защищала.
— Откуда вы… как вы..?! — уставилась на него, нервно сглотнув.
— Логика, Нелли. Найдется не так много причин, которые могли бы отвернуть ребенка от родной мамы. Мелкие шрамы на руках — это он, да? Чем бил?
— Ремнем. С пряжкой. — Ответила еле слышно. На меня смотрели глаза из ада — темные, прожигающие, беспощадные — гипнотизируя и лишая силы воли. Волосы на голове зашевелились от ужаса.
— На спине под лопаткой — он?
— Эт-то из-за Пашки… брата… ему лет шесть было… упал и содрал кожу на ладони… а я не уследила.
Кирилл Геннадиевич резко прижал меня к себе:
— Хватит. Можешь не продолжать. — Минут десять после этого тяжело дышал. — А где все эти годы была Алевтина Васильевна?
— Аля долгое время не знала. Мама пугала, чтобы я никому ничего не говорила, а то спецслужба заберет в детдом. Когда мне исполнилось восемнадцать, бабушка приехала неожиданно, не предупредив. И увидела меня… в рубашке с длинным рукавом. А на улице — плюс тридцать. Мы в парке гуляли. Когда провожала ее к машине, она молча расстегнула манжет… и с того момента я больше ни разу не переступила порог маминой квартиры. Вы… вы же ничего ему не сделаете? — спросила отстраняясь. Все эти прижимания были вовсе ни к чему.
Дубов молчал.
— Пожалуйста, не надо…
Тишина.
— Не заставляйте меня жалеть о том, что открылась вам сейчас… пожалуйста…
— Твой муж знал?
— Нет. Никто не знает. Вы теперь… — Ответила, поднимаясь на ноги.
— Неужели никто? Такого не может быть.
— Родственники… соседи… догадывались, наверное. Разве это важно сейчас? Все в прошлом, Кирилл Геннадиевич. Я давно перевернула страницу и живу дальше. И очень надеюсь, что не буду каяться из-за собственной откровенности.
Если открываешь кому-то свои тайны, ждешь ответного тепла и близости. Наверное, именно поэтому, когда Удав на следующий день высказал
Зато встряска очень хорошо отрезвила и очистила от непотребных помыслов.
Кирюшеньку же шатало и раскачивало. Осторожные намеки и нежность сменялись приступами напряжения и едва контролируемой злости. Он вел какую-то личную борьбу, периодически уставая, после чего начинался мастер-класс по прокачке моего терпения и самоконтроля.
— Идем, поплаваем. — Как-то
В бассейне прижал к борту.
— А ну, великая актриса, поцелуй меня. — Прошептал, мстительно сощурившись. А увидев мой ступор, процедил: — Что, с Лопахиным из вашей пьески могла, а с любовником не можешь?
Провокация. Пренебрежение. Вызов. Ожидание. Власть. Огонь. В его взгляде пылало все и еще уйма другого. Аурика с Эмилем находились в пяти метрах от нас. Вырваться не представлялось возможным.
Подумав, я улыбнулась и… поцеловала.
Только вовсе не так, как он, наверное, себе представлял. Есть нехитрый прием у актеров. Необходимо обхватить партнера руками за щеки и положить большие пальцы на губы. В итоге со стороны это выглядит как поцелуй, а на самом деле губами вы касаетесь собственных пальцев.
— Алевтина Васильевна аплодировала бы тебе стоя, фокусница. — Прокомментировал язвительно, усмехаясь с тем же.
— Похвала от вас? Удивительно. Сегодня парад планет или может солнечное затмение?
— Резвишься?
— Нет, ну что вы. Разве я посмею? — скорчила изумленное лицо.
По глазам уже было видно, что его попустило. Он хитро улыбнулся, и, оттолкнувшись в сторону, занырнул под воду. Жара, видимо одолела, точно-точно.
Не скажу, что напор со стороны Кирилла увеличивался день ото дня, просто зудело внутреннее ощущение, что избежать постельных баталий с ним не удастся. И, тем не менее, все сложилось иначе.
На пятый день отдыха Дубов устроил нам ужин на пляже. Да-да, все как на рекламных картинках. Стол с белой скатертью, свечи по периметру, повар, готовящий свои шедевры на углях.