— Леш, вернись! Нет, нет, не уходи! — начала оглядываться, но его нигде не было видно. Моя комната. Только странная какая-то. Восхитительная. Радостная.
И я пошла его искать. Заглянула в шкаф — нету. Потом проверила ящики комода — тоже пусто. Подняла по очереди подушки на креслах. Куда он спрятался? Не могла понять, но и остановиться тоже не могла. Обошла все по кругу. Потом еще раз. И еще. Запуталась в шторе. Восторг не отпускал. Улыбаясь, чуть не оборвала тюль.
— Тихо-тихо. — Вдруг сказал он где-то за спиной.
— Ты вернулся! — ринулась к нему, но была поймана раньше. Ласковые руки меня освободили и прижали к груди. Кааайф. Как же долго я ждала этого. Сколько просила и умоляла, боже. — Не уходи, пожалуйста, не уходи.
— Не уйду. — Проговорил куда-то в макушку.
— Пообещай, что не уйдешь больше. — Потребовала, замирая от счастья.
— Обещаю. — Теплое дыхание согрело волосы. — Давай ты приляжешь сейчас?
— Не-е-ет… не хочу-у-у… ты опять исчезнешь…
— Я буду рядом. — Успокаивающе прошептал в ответ.
Он был прав, мне стоило немножко отдохнуть. Зато завтра, когда проснусь, смогу всем доказать, что была права! Лешка жив. И он вернулся! Ну и кто теперь из нас ненормальный?!
Мы лежали, обнявшись в полной тишине. Стук его сердца убаюкивал. Что такое благодать? Наверное, то, что я испытывала в те минуты…
Раскрыв глаза, застыла. Первое и самое важное — с замиранием обнаружила, что голова совершенно не болит. Не было привычных отголосков, что следуют за кризисом. А второе — она лежала на мужской груди. Так вот это была не Лешкина грудь. Приподнимаясь, моментально вспомнила, где именно находится сердце. Оно вздрогнуло и сжалось вместе со мной в унисон.
Аккуратно сняла свою ногу с его бедра. Свят, свят, свят! Наша поза с Дубовым со стороны, наверное, напоминала сиамских близнецов.
— Проснулась? — спросил, не раскрывая глаз.
— Эм-м-м… пока не знаю. — Горло пересохло, и язык плохо слушался. — О, мой, бог… — не договорив, тут же все вспомнила.
— Как часто у тебя такие приступы происходят?
Тяжело выдохнув, перевернулась на спину, отклеившись наконец-то от него.
— Когда как. Систематики у мигрени нет. Просто вы вчера по незнанию задействовали один из моих триггеров.
Кирилл Геннадиевич потянулся за бутылкой с водой и подал ее вначале мне, а потом сделал сам несколько глотков.
— Знаете, у врачей есть примета. Они никогда не желают друг другу спокойной ночи. Вот и мне… нельзя такого желать. Это как спусковой крючок. У каждого, кто страдает мигренью, свои триггеры. Есть такие, что встречаются чаще, а есть личные.
— Ты обследовалась?
— Разумеется. — Подумав, решила прояснить неприятный для себя момент. — Травка мне нужна в подобных случаях. Когда пропускаю начало. Обычно приближение определяешь сразу, но из каждого правила бывают исключения. И таблетки тогда уже не имеют такого эффекта. Для меня это вынужденная мера.
— Почему ты не объяснила мне раньше?
— А вы разве дали возможность? — усмехнулась криво.
— Прости. — Сказал тихо. Ого! Он умеет просить прощение?! — Я даже примерно не мог представить… такого.
— Теперь вы в курсе. — С Дубовым, как оказалось, можно было разговаривать вполне спокойно, не желая при этом выпрыгнуть из собственной шкуры.
— Что еще под запретом?
— Приступы зачастую идут после стресса. Нельзя допускать обезвоживание. Из продуктов я не ем сыр, свежие помидоры, баклажаны в любом виде и не пью вина. Срабатывают в девяноста процентах случаев. Ну а из слуховых триггеров вычислила пока только этот. — О том, что начиная с семнадцатого декабря, из моего рациона так же навсегда исчезнут оливки, говорить не стала.
Глава 31
Если вы думаете, что после такого душевного разговора Удав уменьшил обороты — очень ошибаетесь. Видимо он не догадывался, какое напряжение рождали во мне его намеки и знаки внимания. Или же понимание моральной встряски у каждого свое — не знаю.
С рождеством в Европе у нас не сложилось. Я приболела, видимо подхватив от кого-то из «Арт-Бума» инфекцию. В понедельник поднялась температура, и, если честно, впервые порадовалась простуде. Лететь с Кириллом Геннадиевичем куда-либо не возникало желания, потому, что внутреннее чутье подсказывало — стоит еще раз оказаться с ним в одной кровати, даже если она будет двухметровой ширины, мне придется туго.