Вероятно, в этом все дело. Памятники прошлого. Скрытые страсти, скрытое насилие, скрытый стыд. Тени забытой истории.
Метрах в двадцати от центра мой пинок обнажил еще одну черную стену. За ней не было гальки, никаких ориентиров. Опустившись на колени, я погрузил руки в песок, просеял его между пальцев. Песок лег ровно, будто его и не беспокоили. Но в моих ладонях он оставил странный дар.
Я покрутил его в пальцах.
Обломок кости.
Мои сандалии не оставляли следов. Песок не прилипал к ногам, ни одна крупинка не задержалась на ладонях. Песчаная яма была создана на века, чтобы противостоять бурям и вторжениям. Предназначена для того, чтобы губить любых чужаков, не следующих точно предписанным ритуалам.
Я так внимательно изучал песок, что не почувствовал вибрации под ногами и не услышал тихий шуршащий звук, пока набежавшая тень не заставила меня поднять голову.
Сбылось опасение – меня нашел один из шахтерских кораблей обменного отца. Моя суррогатная семья не могла смириться со стыдом, неизбежным для нее в случае моей гибели, и разослала отряды на поиски своего подопечного.
Я выпрямился, дожидаясь, когда корабль приземлится – и унесет меня в своем трюме, прежде чем я наконец пойму, для чего оказался на этой планете.
Я оглядел круг военных машин. Чакаса и Райзера нигде не видно. Вероятно, они оказались ниже тумана или побежали через ослепитель назад, под защиту деревьев.
Шахтерский корабль представлял собой довольно уродливое зрелище; его конструировали с единственной целью – быть практичным. Из брюха торчали всевозможные захватные устройства, подъемники, резаки, дробилки. Если бы пилот пожелал, то запросто превратил бы кратер Джамонкин в струящийся вихрь; вся содержащаяся в нем рудная порода была бы поднята и загружена в трюмы.
Я ненавидел это место.
Я ненавидел все это.
Корабль продолжал медленно скользить над кратером. Песок не проседал под давлением его репульсоров, камни не дрожали. Я слышал только тихое шуршание, словно ветер шелестел кронами деревьев. Плечи ссутулились, я покорно опустился на колени. Вряд ли мне удастся сбежать еще раз.
Спустя какое-то время противоположная неровная кромка корабельной тени прошла через меня и солнечный свет снова распространился по песчаной пустыне. Шахтерский корабль с неуклюжей грацией взмыл, набрал скорость и, перелетев через пик, двинулся дальше.
Я не мог поверить своей удаче. Может быть, обманки острова способны укрыть нас даже от зондов глубокого поиска?
Но облегчение было недолгим. Я услышал мелодичный вой. Голоса Чакаса и Райзера слились в жуткой и бессмысленной песне. Песок, легко выдерживающий огромное давление корабля, пошел волнами, опрокинул меня на бок и бросил на стену с такой силой, что я оцарапался о грубую лаву. Передо мной разверзлась идеально полусферическая впадина, из которой метров на пятьдесят медленно поднялся белый цилиндр, увенчанный капителью черного камня.
Чакас и Райзер прекратили свои завывания, и остров погрузился в тишину. Корабль скрылся за пиком, потом повернул на север и теперь едва виднелся у самого горизонта.
Райзер подбежал ко мне по стене, балансируя широко раскинутыми руками.
– Большой! – восхитился он. – Тебя ищут?
– Спрятаться от шахтерского корабля нелегко, – заметил я. – Очень глубокое сканирование.
– Тут особое место, – сообщил малыш.
Подошел и Чакас, на ходу вонзая зубы в пальмовые волокна, – кажется, он считал это признаком ума.
– Сработало, – объявил он, притенив глаза ладонью.
– Вы пели, чтобы его прогнать? – спросил я.
– Мы не пели, – ответил Райзер.
Они переглянулись, пожимая плечами.
Я еще раз взглянул на колонну. Это явно было творение Предтечи, хотя и слишком заметное для дюранса. По цвету и форме оно куда больше соответствовало монументам, которые в знак вечной скорби возводят перед храмом сражения. Боевые сфинксы лишь усиливали этот настрой.
Я подошел и на несколько мгновений замер у самого края, прикидывая свои возможности. Чамануши часто бывали здесь. Бросая вызов ослепителю, они обследовали остров, построили стены, проложили тропинки.
Я задумчиво покатал между пальцами костный осколок.