— Ой. Это жена ваша да? Здрасти.
— И где же Катерину потерял? — язвительно спросила Шанелька.
Костик гордо выпрямился. Надул щеки, прищурился. И промолчал.
— Не жена, — вполголоса решила Светочка-лилея, — я пойду, наверное, до свидания, Гром.
Костик нервно дернул голым худым плечом. Шанелька, под пение далекого солиста рассмеялась.
— Кто? Гром? Ой, божечки. Гром.
Костик схватил ее за руку, оглядываясь и дергая за собой.
— Пошли. Не хватало мне еще.
— Тебе? — еще громче и язвительнее изумилась Шанелька, выдергивая руку и отряхивая ее.
— Тише вы, — зашикали на них, поворачиваясь.
— Пойдем, — она шагнула в сторону сосен.
Крис быстро подошла, хватая ее локоть. Но Шанелька, сузив глаза, отняла руку.
— Криси, нормально. Я просто поговорю. Вернусь. Сюда.
— Обещаешь?
— Клянусь.
— Ну, конечно, — съязвил Костик, следуя за Шанелькой мимо Крис, — а как же! Богатенькая подружка. Столичная. Вот кто портит. Все портит. Всегда!
— Иди-иди! — Крис сжала кулаки, раздувая ноздри.
Ужасно хотелось Костика звездануть по бандане. И придушить ее хвостами. Но она обещала Шанельке не вмешиваться. И скандал им тут вовсе не нужен. Она проводила парочку свирепым взглядом и так же свирепо уставилась на трио певцов с бандурами, живописно усевшихся под сенью мраморных колонн.
На полянке, усыпанной плотной скользящей хвоей, Шанелька встала, с вызовом глядя на Костика.
— Ну? — сказали они одновременно.
Она хотела переспросить, что ну? Но промолчала, и Костик переспросил соло.
— Что ну? Преследуешь меня, да?
Мелькнула и улетела мысль, из тех, что похожи на косточки, уже обглоданные до блеска. Мы часто с ним одновременно начинали говорить, с одного слова, и — смеялись. Казалось — родственные души. Так почему же…
— Почему? — спросила она вслух, — я думала, ты правда, полюбил. Мучился. И я мучилась, но думала. Думала. Что ты.
Она сжала кулаки. Задышала мерно, чтоб себя успокоить. Чтоб сказать внятно, не сбиваясь в торопливые упреки и беспорядочно высказанные мысли, которых столько передумано.
— Бывает большая любовь. Я думала, у нас так. Но если не так, ну ладно, пусть Катерина любовь. Так бывает. Но вот ты, с какой-то малолеткой. Значит, такая у тебя новая любовь, да?
— Не твое дело, — огрызнулся Костик, — что ты вообще лезешь ко мне. А? а? Цепляешься. У тебя должна быть женская гордость! А ты!
Он презрительно оглядел черную майку с тонкими лямочками, цветные шортики в крупных смешных розанах по синему фону. Сжатые кулаки.
— Ты кинулась в омут! Я видел! Позор! Трясли вокруг тебя. Своими! А ты, подбоченясь! Я вообще сейчас только понял. И мне стыдно!
— Ты сам-то себя слышишь? — перебила его пораженная Шанелька, — блин, ты же взрослый мужик, ты что такое болтаешь сейчас? Хоть бы слова выбирал. Лезешь… мы с тобой любовь. У нас. Шесть, шесть! Лет! Вместе жили четыре года. И ты раньше не понимал, что я, если я вот такая? Издеваешься, да?
— Не понимал, — заупрямился Костик, — ты меня обманула! Обманывала. Всегда! Притворялась преданной женой. И сейчас у меня открылись глаза.
— Угу. Я варила тебе притворную жратву да? Притворялась, что стираю твои вещи. И пытаюсь выжить на те копейки, которые у нас… Тоже притворно. Ну-ну.
Костик обрадованно уставил в нее палец.
— Вот! Вот как заговорила! Тебе мало денег! Ты надеялась и рассчитывала. А когда не вышло!
— Тогда ты меня и бросил. Ушел к женщине с зарплатой, квартирой и машиной, — устало согласилась Шанелька, — знаешь, Костя, я теперь понимаю тоже. Ты ребенок. Но не тот, что говорят, ах, деточка, миленький такой. А злой, капризный, избалованный инфантил. И такое счастье, что ты ушел, и я смогу от тебя вылечиться. Уже начала. Очень хорошо, что увидела тебя сегодня. С этой Светочкой. Костя Гром. Насмешил. Теперь мне будет легче. Я пошла.
— Куда? — удивился Костик в напряженную спину, — я не понял! Сама сказала, шесть лет. Шесть лет жизни я, значит, выбросил коту под хвост! Ты их вычеркиваешь?
— Да.
Но он снова догнал ее на границе света и тени, снова попытался схватить за руку.
— Я требую! Я требую внимания. К моему таланту! Моему гению! Ты обещала мне некоторые публикации в прессе. И не сдержала.
Шанелька снова с ошеломлением уставилась в искренне возмущенное лицо. Интересно, он врал ей раньше, про то, что интеллигентно — продолжать отношения. Или врет сейчас, стараясь больнее ударить. Уверяя, она нужна ему до сих пор лишь как реклама, клок с паршивой овцы.