Здесь, в первых рядах, то, что в трудах ученых получит потом название «строя», вряд ли заслуживало этого благородного имени. Кучки покрытых потом и кровью, хрипящих и матерящихся солдат сталкивались друг с другом. Крисп рубил, рубил и рубил, но почти всякий раз его клинок либо рассекал воздух, либо впустую звенел о кольчуги. Он не волновался по этому поводу; лучшего в такой толчее все равно не добиться.
Рядом с ним халогай занес топор, чтобы зарубить императорского телохранителя. Крисп взмахнул саблей. Удар пришелся по запястью северянина, и тот с воплем уронил секиру. Крисп с удивлением обнаружил, что это Свенкель.
На лице вождя северян тоже отразилось удивление, но ни это, ни рана не помешали ему принять следующий удар Криспа на щит. Это спасло его ненадолго. Топор Гейррода ударил по щиту раз, другой… На третьем ударе деревянный круг раскололся. Гейррод ударил в последний раз. Брызнула кровь. Звеня броней, Свенкель упал.
Имперцы возликовали. Халогай еще сражались, и сражались отчаянно, но со смертью вождя боевой дух наконец покинул их. Клин отступал все быстрее.
– Теперь тебе пора отходить, император, – сказал Криспу Гейррод. – Ты сделал то, что должен был; дальше – наша работа.
Крисп подчинился без сожаления. Он никогда не рвался в бой, поскольку давно понял, что император, как любой старший офицер, куда полезнее в тылу, чем на поле боя.
Он оглянулся в поисках Маммиана и с радостью заметил, что генерал тоже выбрался из схватки. Но уйти невредимым ему не удалось: кривясь от боли, он пытался левой рукой перевязать окровавленной тряпицей правую.
– Давай помогу, – предложил Крисп, вкладывая саблю в ножны. – У меня две руки.
– Спасибо, ваше величество. Да потуже, чтобы не сползла. Вот так, хорошо. – Толстопузый генерал покачал головой. – Повезло еще, что не культю перетягиваю. Давненько я не участвовал в рукопашной.
– Как ты говорил – иногда и в честном бою приходится сражаться? Но теперь ты уже не рядовой.
– Ох как верно. Оно и к лучшему – а то меня давно бы убили. – Маммиан скорчил гримасу. – А так меня только рука убивает.
На левом фланге имперской армии раздались крики. Крисп и Маммиан повернулись туда. Несколько минут они вглядывались в толпу – больше им ничего не оставалось, поскольку гонцы все еще сражались, оттесняя людей Свенкеля. Смешивались крики радости и отчаяния, но различить с нескольких сот шагов, кому принадлежали те и другие, было невозможно.
Крисп едва не вывернул шею, опасаясь увидеть отходящих в панике видессиан. Отступающих конников он не заметил и решил принять это за добрый знак. Но ему пришлось понервничать еще несколько минут, прежде чем с левого фланга не примчался гонец. Ухмылка на его лице сказала Криспу все, прежде чем вестник открыл рот.
– Ваше величество, мы их взяли в клещи! Разведчики Саркиса обошли халогаев с фланга. Теперь мы их загоняем!
– Слава богу благому! – воскликнул Крисп. – На это я и надеялся. Возвращайся и передай мой приказ всем офицерам – пусть отправляют вслед Саркису столько людей, сколько могут выделить, не ослабляя строя.
– Они этим уже занялись, ваше величество, – сообщил гонец.
– Большинство из них – хорошие командиры, – вставил Маммиан. Сообщение гонца согнало гримасу боли с его лица. – А хороший командир таких приказов не ждет. Если есть шанс, он его использует.
– Я не против, – ответил Крисп, улыбаясь еще шире гонца. – Совсем не против.
Правое крыло халогайской армии сломалось даже быстрее, чем он надеялся. Перед северянами вставала жестокая дилемма. Если они остановятся и примут последний бой, ничто не помешает видессианам просто въехать в Плискавос. Но, отступая к воротам, они рисковали: имперцы могли прорвать их неровные ряды еще в нескольких местах.
Некоторые стояли насмерть, некоторые начали отступать. Видессиане прорывались вперед, раз за разом ставя противников перед неприятным выбором. Саркис мог бы с легкостью захватить Плискавос. Вместо этого он, ведомый инстинктом убийцы, пробивался в тыл халогаям, освобождая дорогу другим имперским отрядам. Их продвижение Крисп отслеживал по испуганным крикам, звучавшим вначале слева, потом из центра и, наконец, справа – с левого фланга северян. Через несколько минут имперцы справа ликующе заорали.
– Богом благим и премудрым клянусь, мы взяли их в кольцо! – произнес Маммиан. – Теперь мы их вырежем.
В голосе его не прозвучало особенной радости – скорее убийственная обыденность, с которой относился к своей нужной работе имперский палач.