Доктор в изумлении рассматривал рентгеновские снимки черепной коробки, в которых только он и мог разобраться.
— Вы уверены?
— Да, комиссар, это невероятно, но рентгеновский аппарат ошибиться не может. Ваш коллега — настоящий колосс!
— Скоро он сможет говорить?
— Ну, поскольку у него сломана челюсть, боюсь, что нет.
— Спасибо, доктор.
Доктор вышел, оставив Крагсета наедине с Бьорном, лежавшим в отдельной палате, по-прежнему без сознания. Маленький человечек сидел на краю кресла у изголовья кровати, вцепившись обеими руками в подлокотники.
«Очнись… Очнись… Очнись…»
Даже с такого близкого расстояния Крагсет не мог четко разглядеть лица Бьорна, напоминавшего лицо мумии. Все остальное выглядело еще более смутно: опутанное проводами тело комиссара казалось гибридом человека и Франкенштейна.
Дверь приоткрылась, и на цыпочках вошел Йохансен.
— Ты бы лучше пошумел, — проворчал Крагсет, — глядишь, он бы очнулся.
— Вы так думаете, шеф?
Вместо ответа Крагсет нетерпеливо поерзал в кресле. Йохансен несколько минут просидел молча. Из-за угнетенного вида начальника у инспектора создалось мрачное впечатление, что они бодрствуют у ложа мертвеца. К счастью, регулярное попискивание аппаратуры, словно жизненный метроном, свидетельствовало о том, что Бьорн жив.
— Альбер был прав. У нас пока нет доказательств, что взрыв автобуса был предумышленным, но зато мы обнаружили, что шины были проколоты ножом.
— Ножом?
— С зазубренным лезвием.
— Хм… Охотник?
— Или ныряльщик…
Крагсет не разглядел лукавого выражения на лице подчиненного, но изменившийся тембр голоса его заинтересовал.
— Ныряльщик, говоришь?
— Я навел справки у единственного поставщика снаряжения для подводного плавания. Угадайте, кто был его последним заказчиком?
— Так-так… Он приобрел гипотермический комбинезон?
— И вот еще что. Когда мы проверяли документы на автобус, нас ждал еще один сюрприз. Так сказать, вишенка на торте. У Здоровяка, оказывается, есть еще и автомобиль. «Ренджровер».
Крагсет соскочил с кресла и вплотную приблизился к кровати.
— Ты ведь это знал, не так ли? Ты знал, что это его рук дело! А если не знал, то догадывался, как обычно.
Йохансен с опаской покосился на дверь. Если кто-нибудь сейчас войдет, то увидит комиссара, который трясет как грушу своего коллегу, чудом избежавшего смерти…
— Успокойтесь, шеф.
Крагсет отошел от кровати и начал рыться в шкафчике с вещами Бьорна.
— Шеф… Это не очень…
— Не очень что?
Крагсет внезапно застыл. Обе его руки так и оставались в карманах куртки Бьорна. Потом на физиономии старшего комиссара отразилось торжество, и он выхватил из кармана смятую журнальную страницу. Он снова подошел к кровати и, развернув страницу поверх простыни, уткнулся носом в фотографии. Потом, чертыхнувшись, перевел глаза на помощника:
— Ну и что это, Йохансен?
— Шестьдесят третья страница…
— Да, но вот это? Говори, что ты видишь?
Йохансен приблизился и увидел, что палец Крагсета упирается в одну из фотографий.
Два золотых треугольника в стеклянном шаре ни о чем ему не сказали, но подпись была красноречива: Dengyllensommerfug. Золотая бабочка.
Странный туман, шепчущиеся голоса, пощелкивание, осторожно открываемые двери… Бьорн поднимался из глубин забытья, пробивая густые облака, застилавшие сознание. Ни верха, ни низа словно не существовало… Вернуться. Вернуться.
Мысль о монстре всплыла у него в голове.
«Монстр нас защищает. Хранитель мира, он поддерживает его целостность и порядок».
Приборы вокруг фиксировали мельчайшие движения, происходящие внутри его организма, но он пока об этом не знал. Он слышал голоса — но чьи? Голоса что-то ему говорили… Наконец он смог открыть глаза. Больничная палата и его бывшие коллеги, крайне возбужденные, кажется, спорящие… Стон Бьорна заставил их мгновенно замолчать.
Вызванные Йохансеном врачи были вынуждены признать, что, хотя их пациент вернулся из очень дальнего далека, вернулся он в здравом уме и невероятно энергичным.
Крагсет дрожал от нетерпения. Не в силах удержаться, он забрасывал Бьорна вопросами. Лица двух коллег, которые Бьорн видел между быстро двигающимися руками врачей, то и дело поворачивались друг к другу с выразительными гримасами. Затем Йохансен додумался принести из холла paper-board, и под руководством инспектора началась увлекательная игра «Вопросы и ответы в картинках».
Однако никаких четких выводов в ходе разгадки ребуса сделать так и не удалось. Самую важную информацию Бьорну никак не удавалось сообщить, и это приводило его в отчаяние. Анжела… Берген… суровая интернатская директриса… хрупкий доктор, блуждающий в склеротических сумерках… Лица и события всплывали в его памяти, но он не мог вспомнить последних слов доктора Исаксена. Дубинка, обрушенная на его голову, выбила из памяти некоторые детали…