– А, как я посмотрю, наш узник выглядит совсем недурно. Низко поклонившись, рабыни поспешили прочь. Хоукмун, не торопясь, поднялся с постели.
– Да, превосходно. Вы отлично выглядите, герцог Кельнский.
– Благодарю вас, недурно.
Не стесняясь, Хоукмун зевнул, а затем, решив, что в ногах правды нет, вновь улегся на постель.
– Полагаю, вам известно, кто я, – произнес Волк, и в голосе его звучало нетерпение.
– Нет.
– И даже не догадываетесь?
Хоукмун промолчал. Волк приблизился к столу, на котором красовалась огромная хрустальная ваза с фруктами. Рукой, затянутой в перчатку, взял гранат и наклонился, словно для того, чтобы рассмотреть плод поближе.
– Вы уже вполне пришли в себя, милорд?
– Как будто бы да, – отозвался Хоукмун. – Я чувствую себя превосходно. До сих пор все мои желания удовлетворялись безропотно, но теперь, полагаю, пришло время мне заплатить за это. Вы намерены позабавиться со мной?
– Сдается мне, вас это не слишком тревожит. Хоукмун повел плечами:
– Рано или поздно все кончается.
– Ну, на вашу жизнь хватит. Мы, гранбретанцы, довольно изобретательный народ.
– Человеческая жизнь не столь уж длинна.
– Однако дело в том, – неожиданно промолвил Волк, перебрасывая гранат из одной руки в другую, – что мы решили помиловать вас.
Хоукмун безучастно хранил молчание.
– Не слишком-то вы разговорчивы, дражайший герцог, – промолвил Волк. – Вам это может показаться забавным, но до сих пор вы живы лишь благодаря прихоти одного из ваших врагов, того самого, что столь жестоко расправился с вашим отцом.
Нахмурившись, Хоукмун словно попытался что-то вспомнить.
– Да, помню, – промолвил он нерешительно. – Мой отец, старый герцог.
Бросив гранат на пол, Волк скинул маску. Под ней скрывалась широкое лицо с ровными красивыми чертами.
– Это я убил его, я, барон Мелиадус Кройденский, – на полных губах его играла беспощадная усмешка.
– Барон Мелиадус? Вы… м-м-м… убили его?
– Как я погляжу, мужество вновь оставило вас, милорд, – зловеще пробормотал барон. – Или вы вновь хотите попытаться обмануть нас?
Хоукмун поморщился.
– Я устал, – вымолвил он, немного помолчав. Мелиадус уставился на него в изумлении:
– Я убил твоего отца!
– По-моему, вы это уже говорили.
– Ну, знаете ли…
Смешавшись, барон развернулся и направился к дверям, но затем остановился и вновь взглянул на Хоукмуна.
– Разумеется, я пришел сюда не для того, чтобы рассказать вам об этом. И все же мне представляется странным, что вы как будто совершенно не испытываете ко мне ненависти и не стремитесь отомстить за покойного родителя.
Хоукмуну сделалось скучно. Он хотел лишь одного – чтобы Мелиадус поскорее убрался и оставил его в покое. Резкие жесты и возгласы барона досаждали ему, как раздражает жужжание мухи или писк комара человека, который пытается заснуть.
– Я ничего не чувствую и не испытываю эмоций, – произнес Хоукмун в надежде, что этот ответ удовлетворит гранбретанца, и тот наконец отстанет от него.
– В вас не осталось ничего! – воскликнул Мелиадус в гневе. – Ничего, даже желания жить. Плен и поражение сломили вас окончательно.
– Может быть. Однако сейчас я устал…
– Я пришел сюда, ибо хотел предложить вам вернуться домой, – продолжил Мелиадус. – Кельн стал бы суверенным герцогством в составе нашей империи. Ничего подобного мы еще никому не предлагали.
Лишь теперь в голосе Хоукмуна зазвучало нечто похожее на любопытство.
– Но с какой стати? – поинтересовался он.
– Мы хотели бы заключить с вами сделку. Разумеется, она будет взаимовыгодной. Мы нуждаемся в столь опытном и искусном воителе, как вы. – Тут барон нахмурился и покачал головой. – Во всяком случае, прежде вы казались нам именно таким человеком. Но самое главное – нам нужен некто, пользующийся доверием у людей, которые враждуют с империей. – Изначально Мелиадус намеревался совсем иначе построить свой разговор с Хоукмуном, однако странное безразличие герцога сбивало его с толку. – Нам нужно, чтобы вы кое-что сделали для нас. А в обмен на это мы вернем вам ваши владения.
– Да, я хочу вернуться домой, – кивнул Хоукмун. – Туда, где родился.
Он улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям. Эта странная неуместная улыбка показалась барону удивительной, однако он принял ее за простую сентиментальность и жестко отозвался:
– Чем вы станете заниматься по возвращении, плести веночки или строить цитадели, для нас безразлично. Но вы вернетесь туда, только если станете служить нам верой и правдой.
Хоукмун покосился на Мелиадуса: