В тот день Мигель и Рената доставили Хемингуэя домой. И в тот день дома его встречали все те, кто когда-то действительно встречал его после возвращения из клиники 30 июня 1961 года. И весь следующий день он провел с теми, с кем он действительно его когда-то провел, и он был внимателен к своим товарищам, но почему-то очень спокоен.
А 2 июля произошло непредвиденное. Впрочем, непредвиденное ли? Ведь это должно было случиться, и потому случилось.
Его нашли ранним утром, в комнате, где хранились ружья, лежащим на полу с простреленным черепом. Он выстрелил одновременно из обоих стволов охотничьего ружья, вставив дула в рот. Как выяснилось позже, он покончил с собой после того, когда убедился, что его перенесли в грядущее, о котором он не мечтал и о котором он никогда не писал в своих книгах. Это было не его будущее. Это будущее строил не он, другие.
Возможно, если б ученые, назвавшиеся Мигелем и Ренатой, организаторы эксперимента, сразу рассказали Хемингуэю правду, все оказалось бы иначе? Или если б они постоянно контролировали Хемингуэя, опекали, «держали за руку»? Кто знает! Хотя… Он должен был решить все сам. И он решил.
Хемингуэй до конца оставался самим собой: непобежденным…
Владимир Цветков
Вечерний волк
Мама, он приходит ко мне ежедневно. Мама, он очень хороший. Ты никогда не обижай его, если увидишь. У него красивые глаза, которые звездно светятся в темноте, и холодный нос, и жесткая серая шерсть, и длинный-длинный хвост. У него сильные лапы с маленькими подушечками и гибкое тело, всегда готовое к стремительному прыжку.
— Здравствуй, волк!
— Привет!
— Я очень рад тебя видеть! Как дела? Хорошо?
— Угу.
— Пойдем погуляем?
— Угу.
— Ты не голоден? Ты сыт?
— Угу.
— Это правда?
— Угу.
— Ну, ладно. Пойдем…
Волк бежит впереди, мальчик — следом. Уже появился первый ледок, пока еще тоненький и хрустящий, словно хорошо зажаренный картофель. Деревья стоят не шелохнувшись, ветра совсем нет. Мохнатые ели кружатся, кружатся, проплывают мимо, исчезают вдали. Впрочем, это не они проплывают мимо, это так быстро бегут мальчик и волк. В едином ритме, в едином темпе, синхронно…
У него большие зубы и острые когти. Глаза его могут быть злыми и жестокими. Бывает, что его загривок ощетинится, зубы оскалятся, и тогда мне становится страшно. Бывает, что я вижу в его глазах желтые огоньки ненависти, испепеляющей все живое. Но ты не думай, мама, такое бывает только в снах. И все это — плохое и страшное — я вижу только в снах. А на самом деле волк очень добрый. Вот познакомишься с ним сама и все узнаешь.
Что писали о животных в прежние времена? Да много чего писали. Всякого и разного. Причем больше плохого, чем хорошего. Хотя были и добрые слова. Вот, скажем, поэт Сергей Есенин говорил:
Прозаик Джек Лондон восхищался волком по прозвищу Белый Клык, беспредельно преданным человеку:
«— Бесценный Волк! — хором воскликнули женщины.
Судья Скотт бросил на них торжествующий взгляд.
— Вашими устами глаголет истина! — сказал он. — Я твердил об этом все время. Ни одна собака не могла бы сделать того, что сделал Белый Клык. Он — волк.
— Бесценный Волк, — поправила его миссис Скотт.
— Да. Бесценный Волк, — согласился судья. — И отныне я только так и буду называть его».
Писатель Эрнест Сетон-Томпсон рассказывал: «Дружба между Джимом и его любимцем росла. Чем старше становился волк, тем яростнее он ненавидел собак и пахнущих водкой людей. Зато его любовь к Джиму и ко всем другим детям росла с каждым днем». И далее: «Кто может заглянуть в душу волка? Кто скажет нам, о чем он думал?»
Вот о чем подумал мальчик, когда он и его серый товарищ бежали лесом.
Когда ты увидишь его — не бойся. Он совсем не страшный. Просто люди безжалостно истребляли его сородичей, вот он и озлобился. Его оклеветали давным-давно. Даже в сказках детей волком пугали. Так и пели: «Спи, мой маленький сынок! А не то придет волчок и укусит за бочок». Но зачем же ему кусать людей, если он понимает, что людям от этого будет плохо? Разве может быть кому-то хорошо от того, что другому плохо? Говорят, в разные времена так бывало. Но теперь-то волки совсем другие…
— Давай отдохнем, волк.
— Угу.
— Ты устал?
— Нет. Ты?..
— Нет. Я тоже не устал. Хочу полюбоваться лесом.
— Угу.
— Что нового в лесу, волк?
— Все. Уже лиса. Мыши. Ловит. Скоро заяц. Беляк. Скоро. Небо. Снег. Немного. И птицы.
Волк замолчал, давая себе передышку. Ему было трудно говорить много. Да и не очень-то он любил говорить. И уж, конечно, не с каждым, не с первым встречным.
— Еще. Важно, — сказал волк. — Тепло. Большое тепло. В оврагах. Был снег. Теперь вода.
Он вдруг начал описывать вокруг мальчика круги. Тот догадался, что волк этим хочет сказать.
— Ты отведешь меня туда? Ты покажешь мне это место?
— Угу, — волк закивал большой головой. Словно обрадовался, что мальчик так хорошо понял его.
И снова они побежали.
Мне очень нравится бежать с ним рядом. Он такой большой и сильный, что я и себя чувствую таким же сильным рядом с ним. Я быстро устаю, и тогда он начинает бежать медленнее, делая вид, что и он тоже устал. Но я стану сильным. Обязательно стану! И тогда — мы будем бежать рядом на равных, а может, он станет слабее, тогда я буду ждать его, делая вид, что тоже устал.
Мама, не обижай этого волка. Он мой друг. Я ему много рассказывал о себе и о школе, которую я скоро закончу, о тебе и папе, и о том, как папа отправился в далекую экспедицию. Волк всегда слушал меня внимательно и, по-моему, многое понял. Может быть, даже все. Хотя всего, думаю, никто понять не может. Так что в этом я, наверное, не прав. Но все равно волк замечательный. Сначала я хотел дать ему имя, а потом раздумал. Зачем? Пусть будет просто волк. Я так его и зову: волк. Как дела, волк? Как ты себя чувствуешь, волк? Чего ты хочешь, волк? Давай наперегонки.
Он всегда приходит ко мне вечерами, когда ты укладываешься спать. Поэтому я называю его еще и так: вечерний волк. Я распахиваю дверь, ведущую на балкон, чтобы он мог беспрепятственно войти в комнату. Он приходит и садится на ковер. Он садится и преданно смотрит на меня и не виляет хвостом. Но глаза у него умные и добрые, и он смотрит и ждет, что я скажу. Вечерний волк ждет. А я говорю: «Пойдем погуляем. Пойдем погуляем, вечерний волк».
Земля была теплая. И трава. И вода. От земли шел густой пар. Он поднимался вверх, словно джинн, вырвавшийся из многовекового плена. Все было ясно.
— Теплотрасса, — сказал мальчик волку коротко, чтобы ему стало понятнее. — Авария. Техника. Горячая вода текла по бектолитовым трубам. Где-то трубы лопнули. Спасибо, что показал это место. Спасибо тебе. У меня есть радиобраслет. Надо вызвать аварийную.