Илькавар выслушал ее рассказ молча. Он был глубоко растроган тем, что эта суровая женщина доверила ему свою историю.
— Почему ты осталась в живых? — спросил он наконец.
Эрин ответила:
— У меня была при себе одна вещь. Осколок Кристалла Вечности. Этот артефакт издавна принадлежал нашей семье. Когда я посвятила свою жизнь служению Вересу, брат отдал мне величайшее фамильное сокровище, чтобы оно охраняло меня в испытаниях. Я держала его в правой руке, когда Бардесан пытался убить меня. Поэтому правая сторона моего лица уцелела, а левая — умерла… Я не хотела признаваться брату в том, что осталась в живых. Мне невыносима была сама мысль о том, что он увидит, какой я стала. Поэтому я попросила одного из орденских солдат вернуть ему артефакт. Тану Олая эта вещь нужнее, чем простой отшельнице…
Неожиданно Эрин хрипло закричала:
— Вот он! Смотри, вон там Муртан!
Перегнувшись, Илькавар взглянул вниз и действительно увидел на широкой вересковой пустоши всадника и двух лошадей. Всадник погонял коня, придерживая рукой сверток, прикрепленный к седлу.
Грифониха тоже заметила похитителя. С грозным клекотом она стала снижаться. Муртан поднял голову и с ужасом уставился на преследователей. Он еще пытался скрыться… Но Никта уже приземлилась и, растопырив крылья, пошла прямо на лошадей.
Запасные лошади сразу убежали, а та, на которой сидел Муртан, взвилась на дыбы и дико заржала. Муртан, следует отдать ему должное, оказался отличным наездником. Он даже сумел успокоить лошадь и удержаться в седле.
Эрин наклонилась к уху грифонихи и что-то прошептала ей, а затем спрыгнула со спины существа. Илькавар последовал за ней.
— Все кончено, Муртан, — произнесла Эрин. — Ты должен отдать нам детеныша.
— И ответить за предательство! — прибавил Илькавар.
Эрин обернулась к нему и убрала волосы с лица. Он увидел ее улыбку.
— Нам не нужен Муртан, — сказала Эрин своим тихим, сиплым голосом. — Пусть убирается. Думаю, ему стоит попытать счастья в Туррисе на ежегодном празднестве на Великой Арене. Гильдия гладиаторов, полагаю, позволит ему участвовать.
— Я проиграл последний бой на отборочном турнире, — напомнил Муртан.
Теперь, когда немедленная смерть от когтей грифона или от кинжала Илькавара ему не грозила, Муртан опять обрел прежнюю самоуверенность.
— Не морочь мне голову! — фыркнула Эрин. — Я хорошо знаю правила гладиаторских гильдий. Ты победил в предыдущих семи сражениях, одно поражение не имеет значения. В любом случае ты можешь претендовать на выступление на Великой Арене. Праздничные турниры организуются по принципу: семь побед — одно сражение. Полагаешь, я этого не знала?
— А как же его вероломство? — не сдавался Илькавар. — Он что же, так и уйдет безнаказанным?
— Предлагаешь связать его, тащить в Олай и там добиваться правосудия? — поинтересовалась Эрин. — Мне не хочется с ним возиться. А тебе?
Илькавар отмолчался. Разумеется, она права. И когда это вышло, что Эрин стала командовать? Илькавар наивно полагал, что это — его охота, его авантюра. Что ж, Эрин — аристократка, сестра Гвириона, жрица Вереса, она владеет осколком Кристалла, ей подчинился грифон. Наверное, у нее действительно есть право распоряжаться.
Муртан отвязал грифончика, свистнул и поскакал прочь. Он спешил — вдруг Эрин передумает и натравит на него разъяренного грифона? Лучше скрыться с глаз долой.
Возвращаться в Кабаллон без добычи не стоит. Эрин права, есть смысл направиться в Туррис и выступить на Великой Арене. А там, глядишь, все забудут о его неудаче…
Госпожа Асфирия не могла припомнить, когда в последний раз видела своего мужа таким веселым. Тан Гвирион пригласил ее на верховую прогулку. Вообще владыки Олая время от времени выезжали вдвоем на лошадях — побыть наедине, поговорить без помех и свидетелей. Во дворце их как будто сковывали официальные отношения; во дворце Асфирия именовалась «супругой», а во время этих поездок — «женой».
Неожиданно для Асфирии Гвирион прибавил:
— И возьми с собой маленькую Эрин.
Эрин была их старшей дочерью, недавно ей исполнилось пять лет. Она была хорошенькой девочкой с бледным, немного кукольным личиком и льняными волосами. Младших дочерей Асфирия назвала по собственному выбору, но на имени для старшей настоял Гвирион. Он ничего не объяснял — не счел нужным; просто приказал: «Первую будут звать Эрин». Это не обсуждалось.