Если Спаруна и удивил неожиданный вопрос, то моряк никак не показал этого.
— Фенний был старым алхимиком, чье имя позабыли потомки, — ответил Спарун.
К удивлению моряка, Дерлет громко, грубо расхохотался. Хотя смех и причинял ему боль и отдавался ударами молотков в висках, Дерлет смеялся и смеялся — и не мог остановиться.
— Алхимиком? Старым? Позабыто имя? Это ведь он тебе так сказал? — Дерлет с трудом перевел дыхание. — Ну конечно, и ты поверил. Да и я, дурак, поверил. Есть у меня одно подозрение насчет твоего Фенния, и оно крепнет с каждой минутой… Видишь ли, дружище, во время войны Падения Кристалла роковую роль сыграл один могущественный маг. Его звали Геммель. Ты слыхал когда-нибудь об этом? Возможно, именно Геммель вызвал гнев богов, который, в свою очередь, привел к катастрофе. Принято считать, что Геммель был убит во время последней битвы. Однако, как мне теперь представляется очевидным, могущественнейший маг своего времени все-таки выжил… и прожил потом еще много сотен лет. Геммель был единственным, кто достоверно знал обо всем, что случилось под стенами столицы. И все это, должно быть, подробно записано в дневнике. И если я прав, то мы нашли подлинную историю Падения Кристалла и гибели принца Дигана. Завтра, когда взойдет солнце, мы вместе прочитаем дневник.
Они провели бессонную ночь, как будто драгоценная книга могла ожить и улететь, оставив исследователей ни с чем.
Едва лишь взошло солнце, Дерлет раскрыл фолиант и погрузился в чтение. Он проговаривал вслух фразы, прислушивался к их звучанию, затем поправлял себя и начинал снова… Все эти слова, по мнению Спаруна, ровным счетом ничего не значили. Они не соединялись в цельные фразы. В них вообще не было никакого смысла. Геммель вел свои записи каким-то странным шифром. Возможно, каждому слову он придавал некое иное, отличное от общепринятого значение. А может быть, дело в глубокой архаичности языка. Или тут поработала магия…
— Магия — это наиболее вероятный вариант, — вынужден был согласиться Дерлет.
Он кусал губы до крови, не в силах смириться с тем, что дневник древнего мага оставался для него пока что тайной за семью печатями. Столько трудов, столько затрат и лишений — и напрасно? Сдаться на пороге величайшего исторического открытия? Ни за что! Даже если Дерлету придется потратить остаток жизни на расшифровку — он не отступится.
— Я все больше и больше склоняюсь к выводу о том, что Геммель наложил на страницы своей книги какое-то заклятие, — продолжал Дерлет.
Эти внешне спокойные рассуждения помогали ему держать себя в руках, потому что ученому, впервые за долгие годы, хотелось плакать.
— Как только чужаки коснулись книги, текст сделался неудобопонятен, — продолжал Дерлет. — Покрылся ржавчиной, так сказать, и готов рассыпаться, подобно древнему оружию, извлеченному из гробницы.
Спарун пожал плечами. От дневника явно не было сейчас никакого толка, а сокровищ они не отыскали. И что бы там ни утверждали оба путешественника, но найти драгоценности было бы им очень и очень кстати.
Они провели в беседе еще некоторое время… А потом появился монстр.
Крылатое чудовище с короткими кожистыми крыльями, которые только-только начали отрастать после того, как были отрублены. Много столетий оно томилось, помещенное в болотную воду, не живое и не мертвое, и смутными тенями бродили в его мыслях воспоминания о великой битве, об отрекшемся императоре Нотоне, который создал его и ему подобных, о владычице Катурии, которая выпустила его и ему подобных на людей и научила убивать их…
И вот перед ним снова люди. Жертвы. Те, кого можно уничтожить, разорвать когтями, разгрызть клыками. Источник свежей крови и горячего, трепещущего мяса. Монстр испустил громкий, клокочущий звук и бросился с небес, целясь прямо в голову Дерлета…
— Берегись! — закричал Спарун.
Следуя этому призыву, Дерлет инстинктивно пригнулся. Запах гнили был удушливым и странно знакомым. Так пахло в доме убитого алхимика, в котором путники побывали вчера.
Дерлет отчетливо слышал, как шуршат кожистые крылья. Монстр атаковал с воздуха. Он пытался поразить своего врага-человека в голову, однако промазал.