— Нужно поговорить, — сказал Элаин. — И так, чтобы поблизости не было свидетелей. А то мы уже начинаем привлекать внимание.
Атесса резким движением сунула кошелек обратно Ликке.
— Забери. Да не смотри по сторонам. Твой парень прав — на нас смотрят.
— Он не мой парень, — возмутилась Ликка.
Она взяла кошелек обратно. Атесса продолжала, едва шевеля губами:
— Знаете кривое дерево за городом, у самых гор?
— Мы здесь впервые, — сказал Элаин. — Уточни, что за дерево.
— Вы его не пропустите, — Атесса скривила губы. — Второго такого не сыскать, хоть сколько ищи. Нужно уйти из Гнилого Копья, миновать восточные башни Кабаллона, подойти к самым горам. Справа будет река — там уж не река, а сплошное болото, долина как будто расползается кляксой. Вот там-то и растет это дерево. Оно одно на всю округу. Мы с Тасоном будем там ждать. Ступайте теперь, ступайте!
Она махнула рукой, отгоняя их, и даже притопнула.
— Будут тут ходить всякие с глупостями! — прикрикнула Атесса, нарочно для соглядатаев, которые с любопытством таращились на нее и диковинных ее посетителей. — Убирайтесь! Я честная девушка и с такими, как вы, дел не вожу!
Голос Атессы звучал убедительно, в нем слышались раздражение и неприязнь, но глаза девушки при этом оставались неподвижными, странно расширенными. Элаин вдруг поняла, что она просто-напросто боится.
В Гнилом Копье орденских солдат действительно не любили. Когда тройка путешественников выбиралась из предместья, их постоянно сопровождали приглушенные разговоры за спиной, подозрительные взгляды из-за угла, а то и ушаты помоев, выливаемые из дверей нарочно им под ноги.
— Проклятое место! — сердился Фавиол. — Нужно было мне переждать на берегу, а сюда послать Элаина с Ликкой.
— Это ведь твое задание — отыскать браслет, — напомнил Элаин. — Логичнее было бы оставить прохлаждаться на берегу меня с Ликкой, а в предместье отправить вас, мой господин.
Фавиол вздохнул и ничего не ответил. Элаин был прав.
— Ну так и сделал бы, как говоришь, — буркнул Фавиол.
— Я отвечаю за вашу безопасность, — напомнил Элаин.
Когда они миновали наконец предместье и выбрались за пределы города, то вздохнули с облегчением. Неприязнь, даже не выражаемая явно, может, оказывается, причинять немалые неудобства.
Кабаллон виден был из долины так же хорошо, как и с холма. Теперь он представлялся волшебным видением, плотью от плоти величественных гор, причудливые очертания которого выделялись на фоне отвесных скал и могучих пиков.
Фавиол невольно залюбовался этой картиной. Однако внимание Элаина привлекло иное, куда менее привлекательное зрелище. Он глядел на реку Ильдигис, которая здесь разлилась и затопила изрядную часть долины, превращая ее в болото.
— Странно, — проговорил Элаин. — Это болото выглядит каким-то ненатуральным. Как оно могло появиться? На картах, которые я видел в Старом Форте, в этих краях никакого болота не отмечено.
— Все изменяется, — ответил Фавиол. — Ты ведь знаешь, что русло Ильдигиса сместилось после Падения Кристалла. Почему бы здесь не возникнуть болоту?
— Помните, что говорило то существо, нежить? — Элаин все не мог оторвать глаз от болота. — О переправе через реку. О том, что на одном участке реки нет больше текучей воды.
— Вода всегда течет, — отрывисто бросил Фавиол.
— Иногда она сочится, иногда несется быстро, — возразил Элаин. — Нежить не может перебраться через текучую воду, живое течение для нее губительно… но здесь вода почти стоит. И, сдается мне, болото возникло в этих краях не случайно.
— Плотина? — предположила Ликка.
— Скорее всего… — кивнул Элаин.
— По-твоему, мы обнаружили переправу? — вмешался опять Фавиол. — Ну и что с того?
— Мы должны уничтожить ее, — сказал Элаин. — Только и всего.
— Сперва закончим дело с Атессой, — предложил Фавиол.
Его все больше раздражало то обстоятельство, что он все время вынужден подчиняться орденскому солдату. Чересчур молодой для командирской должности, Элаин явно не обладал большим военным и житейским опытом, и, что в глазах Фавиола делало лидерство Элаина почти непереносимым, явно был низкого происхождения.
— Вон дерево, — указала Ликка, прерывая их спор.
Действительно, не признать «то самое» дерево было невозможно. Атесса оказалась совершенно права.
Огромное, древнее, оно, казалось, помнило богов, когда те еще ступали по земле и одаряли людей своими милостями. Изрезанная глубокими морщинами кора несла в себе память всей вселенной. Если бы дерево могло говорить, оно поведало бы историю Падения Кристалла как очевидец, не как архивариус, и эта история сочилась бы живой кровью.