— Облетите все на десять лиг вокруг. Проверьте селения, леса и холмы, которые прилегают к роще. Найдите дружины Дейрдре, а затем возвращайтесь. На рожон не лезьте. И смотрите в оба, чтобы не было баллист.
Сильтан кивнул и воспарил уже в следующее мгновение, с радостью воспользовавшись возможностью поскорее оставить это забытое богиней место. Мелихор тоже последовала за ним без всяких вопросов, но напоследок обернулась и бросила не то Солу, не то мне:
«Береги ширен».
Мы оба кивнули и присоединились к Ясу с Дайре, которые уже во всю ковыряли землю, изучая останки. Первая делала это прямо голыми руками, перебирая пальцами отрубленные конечности и торчащие кости, в то время как Дайре даже искореженный металл доспехов ворочал мечом, не желая к нему притрагиваться. Но сколько в этом поле не возись, причину все равно не узнаешь: если кто-то смог перебить столько воинов за одно утро, то этот «кто-то» наверняка смог и замести следы.
Там, где бирюзовое небо, напоминающее подол моего платья на пиру Вознесения, встречалось с алой землей на холмах, образовывался рваный горизонт, похожий на шрам от клинкового пореза. Он будто становился все тоньше и тоньше, размазываясь по мере того, как мы обходили рощу. Иногда сверху нас накрывали длинные тени Сильтана и Мелихор, парящих сверху, и я стыдливо ловила себя на мысли, что охотно присоединилась бы к ним, будь у меня с собой хотя бы несколько капель драконьей крови.
Было легко потерять счет времени, то и дело останавливаясь, чтобы побороть тошноту, и потому я с опаской оглядывалась вокруг каждую минуту: не подходят ли к роще дружины? Ведь если они увидят меня здесь, посреди кровавой бойни, то слухов станет только больше. Кто поверит, что это не моих рук дело, когда меня и без того считают вёльвой, Диким и отродьем-полукровкой в одном лице?
— Рубин! — позвал Дайре тоном, далеким от его привычного озорства и легкомысленного веселья. К тому моменту мы уже почти прочесали поле — все в такой же мертвой тишине, как и сама земля. — Сюда! Ты должна это увидеть. Живее, камушек наш драгоценный!
Похоже, мне действительно стоило как можно скорее подойти к нему, раз от удивления он напрочь забыл о манерах и титулах. От этого Солярис издал короткий грудной звук — выражение недовольства напополам с угрозой. За все время он так и не отошел от меня ни на шаг, любезно подставляя свой локоть там, где лужи становились слишком большими и скользкими, чтобы я смогла перебраться через них без происшествий. Несколько раз он и вовсе перенес меня на своих руках, — просто взял в охапку, не спрашивая согласия, и переставил на место почище и поопрятнее, — но, тем не менее, полностью грязи было не избежать. Ведь быть королевой — это значит быть омытой кровью. Рано или поздно.
Жестом отринув протянутую руку Сола, я ступила прямо в запекшееся на жаре месиво, держа подбородок задранным вверх, дабы не видеть, что именно хрустит у меня под башмаками — хворост или все-таки кости. Солярис ступал рядом, бесшумный даже тогда, когда ходил по свежим останкам, и зрачки его беспрерывно пульсировали, сужаясь, когда он смотрел на усопших, и расширяясь, когда смотрел на меня. Челюсти сжаты, когти длинные и заостренные, кровь покрывает и портит почти каждую сокровенную чешуйку брони, что, однако, встречает у него лишь равнодушие, ведь сейчас есть вещи гораздо важнее. В последний раз Сол был таким, когда я собиралась убить себя у него на глазах. Тогда я молилась, чтобы никогда более мне не пришлось видеть его таким, но боги и эту молитву не услыхали.
— Не подходи, — сказал вдруг Солярис и вытянул передо мной руку, не позволяя приблизиться к Дайре. Точнее, к тому, кто сидел перед ним и Ясу на земле, перепачканный в крови настолько, что та капала даже с его волос.
Воин Немайна. Живой!
Культя вместо правой руки болталась у него под грудью, перевязанная, но мужчина, — лет тридцати на вид, весь в ожогах и старых боевых отметинах, — был еще в сознании. У него под локтем лежали пустые ножны из-под лангсакса с традиционной нейманской выделкой, — из шкуры горностая с латунной бутеролью, — но самого оружия нигде видно не было. За спиной же стоял вонзенный в промятую траву щит — именно на него воин облокачивался, вытянув перебитые и неестественно выгнутые ноги. Полосы, прорезавшие и его штанины, и икры, все еще кровили.
— Ярлксона Ясу, одолжите несчастному свою флягу, — попросил Дайре, присаживаясь возле мужчины на корточки, на что ярлксона выразительно приподняла левую бровь.
— У вас на поясе тоже висит фляга, ярл Дайре.
— Ему нужна фляга с водой, а не с вином.
Ясу возмущенно засопела, но все-таки сняла с пояса свой ритон из телячьей кожи и кованого железа. Вода в таких уже через несколько часов приобретала неприятный металлический привкус, но только такие фляги и позволяли сохранить воду свежей и холодной даже в жаркой пустыне, где от солнца плавились и песок, и кости. Воина же вкус воды, конечно, не смутил: он жадно припал к горлышку, удерживая флягу единственной трясущейся рукой, но до дна не допил.
Фляга выпала и покатилась, когда глаза воина поднялись до уровня моих.
— УМРИ!
Воином вскочил на сломанные ноги, с ревом толкнул Дайре плечом на землю и, выхватив у того короткий меч, бросился с ним на меня. Нас разделяло всего шагов семь или восемь, и половину из них он преодолел точно берсерк, охваченный такой темной яростью, какую я не видела даже у затравленных медведей, которых любили истязать лицедеи на званных пирах. Все, что Солярис успел бы сделать — это податься вперед и закрыть меня собой, но, к счастью, с нами была еще и Ясу.
— Назад!
Она настигла воина стремительно, как чары сейда, и подкосила его тупой стороной копья. Все домыслы касательно ее странного наряда развеялись сами собой: только в нем Ясу была способна двигаться, как те золотые тигры, что обитали на окраинах Пустоши: по диагонали, а не по прямой, и прыжками-наскоками, словно вместо ног у нее были мощные и мягкие лапы. Обогнав нейманского лида раньше, чем я успела испугаться, она выбила копьем меч у него из рук и, хорошенько прокатив того по земле лицом, остановила в луже в нескольких шагах от меня, вдавив в землю сапогом.
— Умри! — продолжал реветь мужчина, невзирая на поражение, когда Ясу немного ослабила хватку и позволила ему поднять голову вверх. — Упейся потоком страданий, с земли своих предков исчезни! Да изольется пламя на весь твой поганый род!
— Как ты смеешь... — ахнула Ясу и снова ударила тупым концом копья воина по спине, дабы прервать его нид — череду проклятий, что осуждались пуще убийства. Злейшее признание в ненависти из всех существующих. То, чего не удостаивались даже враги на поле боя; то, что слышали лишь детоубийцы, святотатцы и насильники. Разве я, королева Круга, была одной из них?..
— В зимнем снегу, под летним дождем, в половодье весенних вод, в любом убежище беда тебя найдет! — шипел мужчина, даже когда очередной удар копья Ясу лишил его нескольких зубов. Слюна пузырилась на скошенном подбородке, долетая до моих носков вместе с ядовитыми словами. — Королева мертвечины! Их плоть в тебе, и души навеки лишены покоя. Немайн никогда не простит тебе этого! Боги тоже не простят!
— Плоть во мне? — переспросила я.
Несмотря на то, что воин не умолкал ни на секунду, все окружающие звуки для меня вдруг исчезли. Ясу пинала мужчину, пытаясь выбить из него извинения и ответы, Дайре отряхивался от грязи и кривился, вычищая из белокурых кос кровяные сгустки, а Сол по-прежнему стоял рядом, прижимая меня к своему боку. Это умиротворяющее, горячее касание было единственным, что удерживало меня в реальности, пока оглушительный стук крови в висках наконец-то не утих.
— Он потерял рассудок, — подытожила Ясу, оставив попытки вразумить сыплющего проклятиями воина. — Не слушайте его, госпожа. Говори, что здесь случилось, или я тебя прирежу, вражеская ты погань!
Но даже когда короткий меч Ясу оказался приставлен к его брюшине, где билась самая крупная в человеческом теле артерия, воин продолжил безустанно вторить, таращась на меня жуткими налитыми глазами: