— Дикий, Дикий. Не дайте ей обмануть себя! Она пришла из ниоткуда и в никуда ушла, забрав их всех с собой. И вас тоже заберет! Это не королева Дейрдре! Это Дикий!
В конце концов голос воина медленно затих, и сам он потух, как свечной огарок. Тогда в Свадебной роще стало по-настоящему тихо. Встрепенувшись, Ясу принялась трепать воина и так и сяк, ругаясь, чтобы он не вздумал помирать здесь и сейчас, не ответив на все наши вопросы. Дайре тем временем молча расхаживал вокруг, но смотрел при этом на меня. Я чувствовала, что Сол тоже смотрит, — каждый раз вся кожа начинала гореть и зудеть от его тяжелого взора, но не могла голову ни повернуть, ни отвернуться. Подсчет, занявший все мои мысли, требовал предельной концентрации.
— Сколько здесь тел? — спросила я, судорожно оглядывая поле. — Проверьте еще раз. Посчитайте! Сколько их?
Солярис понял все первым. Переступив через разбитые щиты и сломанные мечи, он принялся быстро обходить рощу заново, пока, проделав круг, не вернулся и не доложил:
— Около тысячи.
— Точно? Не больше?
— Не больше, — Солярис плотно сжал губы. — Я все еще помню, как выглядит тысяча мертвецов. То были дети, а не взрослые, но, поверь, разницы никакой. Здесь определенно тысяча.
— Вот только Мидир говорил, что разведчики насчитали не менее двух тысяч воинов, — прошептала я, вытирая руку о штанину после того, как, сняв перчатку, подобрала ею кусочек чего-то скрученного и розового, оказавшегося селезенкой. Вкус желчи наполнил рот, но я заставила себя самостоятельно порыться в останках, чтобы убедиться наверняка. — И погляди, почти нигде нет верхних частей туловищ. В основном только конечности и головы...
— Вот уж и впрямь яблоко от яблони, — протянул Дайре с неуместным весельем, вытряхивая последние капли вина из фляги себе в рот, и, к его счастью, я не успела понять, что он имеет ввиду. — Здесь нет двух тысяч, ящер прав. Но, быть может, разведчики просто от браги окосели, вот и обсчитались?
— В пользу врага? Нет, Мидир в своих рядах таких не держит. К тому же, здесь и гербы Фергуса есть, — Я подтолкнула носком щит с гербом в виде кирки на фоне горного хреба, и тот перекатился на бок, демонстрируя вырезанные руны богатства и чести с внутренней стороны. — Значит, хирды Немайна и Фергуса все-таки встретились. Я уверена, что в сумме их было порядка двух тысяч... Но вот вопрос: куда же делась половина?
— Он сказал, их съели, — произнес Солярис, кивнув на почти бездыханного воина, оттащенного Ясу к кромке леса, где она и осталась приглядывать за ним, связав тому руки и лодыжки кожаным шнуром. — Он считает, будто это ты сделала с ними. Неужто кто-то использовал сейд, чтобы повторить твою личину? Я помню, как это делал Сенджу, когда притворялся твоим отцом...
Я покачала головой. Перебив две тысячи моих врагов, этот человек, — или нечеловек, — вовсе не наносил мне вред, а делал одолжение. Он избавил меня от хлопот и необходимости расправляться с ними собственноручно, фактически подавил один из очагов восстания и вдобавок устрашил Немайн с Фергусом настолько, что, приди они сюда и обнаружь всё это, точно не решатся выступить против меня вновь. Пусть это не то, к чему я стремилась, но если так мне удастся удержать Круг... Коль хотят по-плохому — значит, будет по-плохому.
— Прийти и расквитаться с врагами принцессы — так себе месть, — озвучил мои мысли Дайре, явно размышляя о том же самом. — Это сделал не Сенджу. Кто-то другой. Тот, кого ты должна благодарить, а не ненавидеть, принцесса.
— Благодарить? А вот и оно — яркое подтверждение тому, что ты слишком молод и невежественен, ярлов сын, чтобы находиться здесь, — фыркнул Сол. После того, как Дайре пытался убить меня, даже победи он Красный туман и весь Круг в одиночку — Солярис бы все равно никогда не простил его и не начал ему доверять. Он цеплялся за любую возможность напомнить ему о своем уничижительном отношении, а когда мнения их вдруг разошлись, то сразу же обнажил острые зубы. Буквально. - Содеянное здесь — медвежья услуга! Рубин начнут бояться, а на страхе, как мы уже знаем, крепкий союз не построить.
— Но и на нежной дружбе его не построить тоже, — парировал Дайре и обратился ко мне, нарочито игнорируя Сола: — Оставь свои попытки понравиться ярлом для деревенских детей и простаков. Их не пронять ни женским очарованием, ни королевской щедростью. Сила — вот, что держит людей в узде, и это, — Дайре обвел рукой в бронзовых наручах поле, как проявление той самой силы, о которой говорит. — Твой шанс. Пусть думают, что это и впрямь содеяла ты, иначе Круг тебе не удержать.
— Не указывай ей, как поступать. Ты не советник, — процедил Сол, и они с Дайре оказались друг к другу так близко, что едва не столкнулись лбами. Кровавая земля хлюпнула под их весом.
— Так и ты тоже, — усмехнулся тот, и Солярис демонстративно разжал стиснутые челюсти, чтобы показать, как во рту у него вьется тонкая струйка пламени. — Ах, как страшно! Королевский зверь есть зверь.
Мне следовало вмешаться и положить конец их распрям, но вместо этого я замерла и обратилась вслух.
Преврати неделю в год, преврати год в век, Я не могу заставить свою любовь заговорить со мной, Не могу прийти к ней на ночлег.
Преврати реку в колодец, преврати колодец в дом, Я не могу заставить свою любовь мыслить, как мыслю я, И остаться в нем со мной вдвоём.
Подведи коня к хомуту, подведи кота к миске с молоком, Ах, я не могу заставить свою любовь сесть мне на колени, И целовать ее тайком.
Я была готова поклясться, что сквозь перебранку Сола с Дайре слышу, как Свадебная роща поет. Глас это был ни мужским, ни женским, и звучал как пастушья флейта, а не как человеческая речь. Однако я все равно каким-то образом разбирала слова — не умом, но сердцем. Старая керидвенская песнь, которую распевали пьяные хускарлы в трактирах и на пирах... Она звучала здесь, среди вербеновых цветов, залитых кровью; звучала для меня, точно зов давнего друга. И, внимательно посмотрев на Соляриса, который ни на секунду не отвлекся от спора, я вдруг поняла: никто более эту песнь не слышит. Она лишь в моей голове, крутится снова и снова, застряв в мыслях так крепко, что даже усилием воли не удавалось ее прервать.
— Довольно тратить время на пустую болтовню! — воскликнул он и, задев плечом глумящегося Дайре, двинулся к Ясу, чтобы помочь ей поднять бессознательного воина. Мелихор к тому времени как раз приземлилась на окраине поля, подставляя свою спину. — Нам нужно скорее отыскать дружины и сообщить им, что угроза Брикте миновала. — Давай, Рубин, чего стоишь? Идем же!
Пока осень лето сменяет, Пока море соль сохраняет, Пока старики носят гриву седую, Я никогда не оставлю свою дорогую.
Когда мы поднялись в небо и набрали птичью высоту, я посмотрела вниз на рощу и увидела, как солнечный свет странно стелется по земле и клубится, словно туман.
Как и все вербеновое поле вокруг, он тоже был красным.
________________________________
херегельд — поземный налоглиды — рядовые воины, не занимающие особого ранга в войскератная стрела — специально изготовленная стрела, которую посылали по всем земля в знак начала войны и призыва к сбору ополчения
3. Летний Эсбат
В Круге любая смерть считалась почетной, будь то смерть от стали, старости или звериных клыков. Ты был обязан обойтись с останками усопшего благосклонно, позаботившись о том, чтобы они обрели свой покой в Мире-под-Луной и затем воплотились в мире Надлунном. Ибо только жизнь была дана нам для распрей, войн и отмщения, но никак не смерть — смерть была дана исключения для блаженства. Потому, как только воин одерживал победу над врагом своим, он должен был простить его, ибо путь врага окончен. Прояви снисхождение к мертвым, чтобы смерть могла проявить его к живым.
Без сомнений, я тоже собиралась распорядиться, дабы воина Немайна погребли должным образом — сначала предали его плоть огню на нодье из девяти тисовых поленьев, а затем похоронили прах под камнем в кленовом лесу, где его душа могла бы слиться с Медвежьим Стражем. Пускай нейманец тот и был мятежником, посмевшим поднять меч на свою королеву, но коль ему выпала честь испустить дух в замке Столицы, значит, жители этого замка и должны сопроводить его душу к богам.