На рассвете маковое поле будто действительно загоралось, охваченное красно-розовым светом, как огнем. Эти цвета ложились узорами на перламутровую чешую, покрывающую руки Сола до самых локтей. Он был необычайно прекрасен в такие моменты. Ветер, несущий с собой сладость медуницы, сеял беспорядок в моем сердце так же, как сеял его в перламутровых волосах. Те снова лежали у Соляриса абы как, пряча выбритые виски и затылок, но зато открывая серьгу из латуни и изумрудный шарик с тринадцатью гранями на его конце. Каждый раз серьга эта мелодично позвякивала, когда мне почти удавалось достать до шеи Сола острием меча.
— Плохо, — изрек Солярис, когда я в очередной раз споткнулась и ударилась копчиком о камень, затесавшийся в траве. Руки безвольно повисли вдоль тела, выпустив обоюдоострый меч с навершием из пяти лепестков и узорами черни — красивый, но невероятно тяжелый, хоть и выкованный Гектором специально по моим меркам. — Позор.
— Ты не очень-то воодушевляешь.
— Я не воодушевлять тебя сюда хожу. Где ты видела, чтобы сталь добрым словом закаляли? Вставай. Последняя попытка. Если сможешь договорить хотя бы до слов «дочь Оникса Завоевателя», то завтра разрешу взять копье.
Солярис был терпеливым стражем и ласковым возлюбленным, но крайне строгим наставником. Его ханжество и высокомерие порой становились невыносимыми и вставали у меня поперек горла комом, который приходилось проглатывать вместе со слезами и усталостью. Вот опять я встала, поправила одежду и покорно подняла меч с промятых маков, не обращая внимание на болезненное сокращение мышц. Никакой боевой стойки, никаких правил и никакой пощады — Солярис учил меня драться так, как учат драконов, а не людей, за одним тем исключением, что меня не защищала чешуя, а потому было в два раза сложнее увернуться.
— Хорошо, — кивнул Солярис одобрительно, когда я ушла с линии его атаки и наконец-то удержалась при это на ногах.
Мы начали наши тренировки еще в месяц китов, когда эти прекрасные подводные создания рассекали Изумрудное море хвостами величиной с пики гор, проплывая под утесами замка. С окна можно было увидеть фонтаны блестящей зеленой воды и услышать дивное пение, которое не сравнится ни с птичьим, ни с человеческим. Виланда, бывшая королевская вёльва, рассказывала мне, что так пели старые божества, которые жили на земле задолго до драконов и людей, а потом решили уступить им место и ушли на морское дно. Каждый год я спускалась к побережью под руку с Маттиолой, чтобы взглянуть на их возвращение из неизведанных краев, где они пережидали зиму. Но в этом году все традиции вытеснили королевские заботы, и я даже не помнила, чтобы слышала пение китов из замка хотя бы раз.
Все свое время мне приходилось посвящать делам девяти туатов, проблемы которых посыпались на меня градом после смерти отца, как перезрелые яблоки с плодоносного древа. Когда же выдавалась свободная минутка, — а выдавалась она лишь перед завтраком, на заре, — я бежала на маковое поле и упражнялась, чтобы стать сильнее. История с Сенджу научила меня двум вещам: во-первых, наивность — самый худший из пороков; а, во-вторых, иногда одним умом с врагом не справиться. Чтобы более не пришлось умирать, я решила, что лучше научусь, как заставлять умирать других.
И пускай Солярис до сих пор побеждал меня раньше, чем я произносила свой титул до конца, я все равно гордилась своими успехами. Самым большим из них была длинная ссадина у Сола под подбородком, которая пусть уже и зажила, но была отмечена в том же месте алой хной. Так Солярис хотел, чтобы я не забывала: коль смогла ранить его один раз, то смогу и второй.
— Ты справишься, — произнес Сол вдруг, когда снова отразил мой рубящий удар — прием, который я тщетно оттачивала всю прошлую неделю. Но говорил он вовсе не о нем. — Ты законная хозяйка Круга. На всем континенте не существует места, где ты должна была бы чувствовать себя не в своей тарелке. Помни, ты в своем праве. Твой дом везде, а значит все, кто здесь живет — всего лишь твои гость.
Услышать приободрение из уст Сола было сродни тому, чтобы услышать то самое пение китов. Я так растерялась и захмелела от радости, что была готова заплакать, когда Солярис решил не изменять своей привычке портить все хорошее и добавил ложку дегтя в свою медовую речь:
— То ли дело драконы... Вот с ними нам тяжко придется. А по сравнению с Бореем и новыми Старшими, ярлы не более, чем капризные дети.
— Ты их недооцениваешь, — буркнула я, отступая на несколько шагов назад, чтобы перевести дух. Чем выше поднималось над горизонтом солнце, тем жарче становилось. Несмотря на то, что до полудня было еще несколько часов, казалось, что даже сталь моего меча начинает плавиться. — Хускарлы видели, как я обернулась драконом в тот день, когда умер отец, и как ты убил меня. Слухи об этом гуляют по всему Кругу. Кем меня теперь только не кличут: и драконьим подменышем, и вёльвой на троне, и даже Диким. Все будто забыли о Красном тумане и том, что это мы вернули им близких и спасли от гибели целый мир! Вот, каков простой народ, а ярлы являются его представителями. Вдобавок, стоит им только узнать о моем желании восстановить с драконами союз...
К моему удивлению, Солярис промолчал, и от этого мне стало вдвойне не по себе. Из-за последствий Красного тумана, с коими требовалось разобраться в первую очередь, мы и так слишком долго откладывали сейм — ежегодный съезд самых важных господ континента, праздник единства, на котором ярлы подтверждают свою верность короне и распивают креплённый мёд из одного чана. Усядься я на трон хоть тысячу раз, но не быть мне настоящей королевой, покуда я благополучно не проведу хотя бы один сейм. Ведь столь обширные владения то же самое, что строптивая лошадь — и с тем, и с другим не справиться без крепких поводьев. Отцу поводьями служил страх, а мне, как я надеялась, поводьями станет уважение.
В конце концов, уважение — это единственная эмоция, которую восемнадцатилетняя девчонка без семьи могла вызвать у ярлов помимо сочувствия и насмешки.
— Верно. Круг — мой дом, и как гостеприимная хозяйка я окажу ярлам такой прием, какой не оказывал ни мой отец, ни его отец, ни отцы их отцов, — прошептала я без тени сомнения, взвешивая меч в левой руке. Маттиола, назначенная моим новым сенешалем*, уже две недели хлопотала на кухне над заготовками, а Гвидиону пришлось знатно разорить казну, только бы созвать в замок самых талантливых бардов, опытных филидов и лучших факиров, способных заглотить живьем горящий факел и не умереть. У ярлов просто не оставалось шансов, кроме как впечатлиться моими стараниями и дать мне шанс. — Я заставлю их уважать и меня, и друг друга, а когда Круг полностью оправится от бед, причиненных Сенджу, я воззову к драконам и примерю наши народы. Ибо я принцесса Рубин из рода Дейрдре, которая...
Солярис двигался до того быстро, что его силуэт размылся у меня перед глазами. Руку ужалил острый гребень на конце извивающегося драконьего хвоста, и, как бы я не стискивала на рукояти пальцы, меч покатился по маковым зарослям.
Я зашипела от обиды и рухнула на траву там же, где и стояла.
— Неплохая попытка, — похвалил меня Сол не без самодовольства. — Возможно, уже через месяц ты наконец-то доберешься до части про Завоевателя. А сейчас нам пора возвращаться в замок.
Перламутровая чешуя растаяла на его коже, как таял снег с приходом месяца синиц, а еще через несколько минут исчез и хвост. За всю тренировку на одеждах Сола не появилось ни одной мятой складки. Лицо тоже оставалось гладким, бледным и матовым. Из-за этого казалось, что ничего не способно оставить на Солярисе свой след — ни прожитые годы, ни жестокие сражения, ни даже сама судьба, какой бы тяжкой она ни оказалась.
— Поднимайся же, ну, — закатил глаза Сол, когда я так и осталась сидеть на траве, опираясь локтями на грязные коленки. — Не будь ребенком.
Я и не пыталась им быть — просто мышцы, сведенные судорогой, отказывались подчиняться. Даже предвкушение прохладной ванны с лечебной солью и мятным маслом не прибавляло достаточно сил, чтобы их хватило на что-то кроме заискивающего взгляда, который я бросила на Сола из-под опущенных ресниц. Раздраженно поведя плечом, он наклонился, и руки его, вновь вернувшие свою нежность, обхватили меня за плечи. Я затаила дыхание, с нетерпением ожидая, когда же окажусь на них и снова почувствую себя хрупкой, маленькой принцессой, которую убила во мне королева.