Вконец умаявшись от поисков, секретарь рухнул в кресло и обессиленно прикрыл веки. Часы на стене заскрипели и принялись отбивать время. "Девять... Десять..." -- мысленно сосчитал Шорох. На работу он уже опоздал, что казалось просто невероятным. Секретарь Шорох никогда не опаздывал и даже в магазин за покупками всегда заходил в одно и то же время, минута в минуту.
-- И где же вы их нашли? -- словно между делом поинтересовался доктор Блюм. Его глаза за стеклами очков блеснули неподдельным интересом. Последние пять минут он даже не делал записей, лишь слушал и кивал в такт рассказу пациента.
-- Что? -- Секретарь отвлекся от мрачных мыслей и виновато улыбнулся. Последнее время он становился все более и более рассеянным.
-- Ботинки. Вы же в чем-то пришли ко мне на прием сегодня.
Шорох мельком взглянул на помятые мысы черных туфель, которые, к тому же, жали ему ноги.
-- Это старые, были сложены с одеждой, которую я планировал выкинуть. Остальную обувь я нашел на улице, под окном.
Также на белом подоконнике красовались грязные следы босых ступней, но об этом господин Шорох благоразумно решил умолчать.
Доктор Блюм хмыкнул. Перо его ручки зачирикало по бумаге, выводя почти неразличимую витиеватую нить записей. Только теперь секретарь заметил маску усталости на его лице, тени, пролегшие под впалыми глазами, при виде которых он даже испытал некое удовлетворение. Похоже, не одному ему приходилось туго в последние дни.
-- Я могу быть опасен для окружающих? -- Он неожиданно прервал воцарившуюся в кабинете тишину и сам удивился, насколько неуверенно прозвучал его голос.
Доктор Блюм поднял голову и отложил ручку. Его спокойный вид казался неумолимо безразличным.
-- Не думаю, но вероятность есть. В состоянии лунатизма высвобождается ваше внутреннее, сокрытое "я", животная половина, которую днем вы обычно подавляете. Она может быть сексуально активной, агрессивной, непредсказуемой. Но вы же не выходите за пределы дома, так что бояться нечего. Полощете рот отваром брюхолоха?
-- Да,-- промямлил Шорох.
-- Хорошо. Продолжайте, и улучшение не заставит себя ждать.
-- Но доктор, пока мое состояние лишь ухудшается. Может быть, есть другое лечение?
-- Верьте моему опыту.-- Доктор Блюм склонился ближе к секретарю и по-отечески потрепал его по руке. В воздухе разнесся еле заметный дух виски.-- Продолжайте полоскать, прикладывайте дощечки, и лунатизм пройдет.
В глубинах кабинета что-то скрипнуло. Доктор вздрогнул и, выпрямившись, вгляделся за спину секретаря. Затем вымученно улыбнулся и поднялся с места.
-- Думаю, на этом наш сегодняшний сеанс можно закончить. Выздоравливайте!
Господин Шорох пожал протянутую руку. Внутри же он кипел ледяным пламенем негодования. Этот человек смел называть себя опытным врачом, а сам не желал даже слышать, о чем ему говорили! Хождение во сне, галлюцинации, потеря памяти -- секретарь был просто уверен, что эти симптомы не являлись нормальными. Да и как настойка с дощечками могли помочь от острой формы сумасшествия? Он заглянул в испещренные красными прожилками глаза доктора, скрытые под кустистыми бровями, и скривил губы в жидкой улыбке. "Ничего-то ты не знаешь",-- мысленно бросил он со всей ненавистью, на которую только был способен. Но вслух не сказал ничего.
Когда секретарь вышел, за дверью послышался тихий голос доктора Блюма. Он словно извинялся -- так тонко и неуверенно, что секретарю стало интересно. Удостоверившись, что за ним никто не наблюдает, Шорох осторожно приложил ухо к двери. Блюм точно с кем-то говорил, но так тихо, что все его слова сливались в неразборчивое бормотание. Должно быть молится, подумал секретарь и двинулся прочь, прихватив из корзины зонт. Пусть молится, подумал он.
Секретарю вполне хватало собственных проблем.
Тени светлели в преддверии рассвета.
-- Я не виноват, клянусь! -- в отчаянии сказал доктор Блюм и отступил к окну. Когда же его спина уперлась в холодное стекло, он предпринял еще одну попытку.
-- Каждый поставленный диагноз я тщательно проверяю. У всех случаются ошибки, и даже у таких специалистов, как я!
Его молчаливый гость мрачно ухмыльнулся. Даже человек, не имеющий степени по психологии, разгадал бы абсолютное неверие на его лице. И отвращение.
-- Послушай, мы можем попробовать другое лечение. Все, как ты говорил!
Задыхаясь, доктор Блюм в надежде уставился на собеседника. И надежда медленно угасла.
-- Поздно,-- ответил гость.
В следующее мгновение ружья и пистолеты, развешенные по стенам, тихо повернули свои дула. Курки задрожали и плавно разрядили содержимое стволов в тело господина Блюма. Окно позади разлетелось вдребезги, окрасившись алыми потеками.
Наверху безмолвно блестели черные пуговицы искусственных глаз антилоп, львов и тигров.
Тени за окном светлели в преддверии рассвета.
Инспектор Докопайц забежал в дверь парадного хода и остановился, оглядывая внутреннее убранство и машинально расстегивая пуговицы пальто.
На сей раз его вызвали в частный дом в центре Петрополиса, одно из богатых и вылощенных зданий, хозяин которого сдавал апартаменты обеспеченным и респектабельным господам. В беспощадной погоне за внешними изысками он не жалел денег и золотой краски.
Роскошь слепила глаза. Всюду, куда ни падал взгляд, золотилась лепнина, узоры на колоннах. Наверху, по своду потолка вился причудливый орнамент, обрамлявший роспись: обнаженная женщина, прикрытая белой наволочкой, томно взирала на парящих над ней херувимов. Подобная картина была бы уместна в королевском дворце или соборе, но никак не в вестибюле доходного дома.
Широкая лестница величественно поднималась ввысь, к дубовым дверям апартаментов. Люди заполняли все устланные коврами пролеты: полицейские, разбуженные испуганные жильцы, прислуга. Воздух в помещении вибрировал от монотонного гула их голосов, и инспектор сделал глубокий вдох. В глубине души ему чертовски нравилось находиться в гуще событий, в недрах встревоженного улья, своей нервной энергией заполнявшего каждую клетку его тела.
Налюбовавшись вдоволь, Докопайц ухватил за рукав пробегавшего мимо констебля.
-- Где труп?-- без всяких предисловий поинтересовался он. Поднявшись по лестнице, инспектор свернул в указанном ему направлении. Распахнутая настежь дверь уже ждала его, в приемной за ней роились люди. Миновав комнату, где чередовали всхлипы и показания миссис Блюм и трое ее детей, он направился к месту преступления.
Господин Блюм находился в плачевном состоянии. Его тело покрывало всю стену у окна и добрую половину комнаты. Сквозь выбитое окно свистел зимний ветер, вздымая в воздух обрывки окровавленных штор.
-- Любопытно... -- пробормотал инспектор, осторожно ступая меж раскиданных по ковру останков. Оглядев оружие на стенах, он повысил голос.-- Из которого был произведен выстрел?
-- Из всех,-- откликнулся младший следователь. Его круглые очки блеснули, когда он повернулся обратно к разложенным на столе бумагам. Но инспектор не дал ему и минуты сосредоточенной работы.
-- Какой смысл палить из каждого ружья по уже мертвому телу?
-- Они выстрелили одновременно, сэр. Жильцы слышали только один залп, где-то в районе полуночи,-- вновь отозвался младший следователь, на сей раз уже не отрываясь от записей убитого доктора. -- Последним его клиентом был некто Мразич Шорох.
-- Из Брюхвальда? Очередной заклинатель мертвых?
-- Никак нет, сэр. Местный, родился в Петрополисе.
-- Странно. А имя пакостное, будто только вчера оттуда приехал.
Инспектор закрутил ус так, что тот стал похож на черную струну. Затем быстро глянул между толстых ножек шкафа, пробежался взглядом по полкам и, несмотря на возмущенные крики следователей, разметал в стороны клочья штор.