Так я приступил к работе, не имея ничего, кроме голых амбиций и слабенького образования.
Оценив масштабы порученного мне тонущего корабля, я ужаснулся. Фабрики медленно разваливались. В период гражданской войны их разграбили местные жители и разбойники, приплывавшие из-за моря на ободранных парусниках. Рабочие трудились в осыпавшихся стенах цехов на старых, дребезжащих машинах только от безысходности,- больше в то время на побережье Седого моря заработать было нечем.
Но Дули не замечал ничего. Увидь это его отец, умерший несколькими годами ранее, он наверняка не оставил бы столь бездумное завещание. Порой я даже жалею, что не имел возможности познакомиться с выдающимся Дули-старшим, гигантом, протащившим погибающую империю через болото войны. Думаю, мы нашли бы общий язык. Он определенно согласился бы со мной в одном: его сын не был создан для управления бизнесом.
С самого первого дня, когда я увидел серые, полузаброшенные здания фабрик, я понял: они станут моими, спустя десять или двадцать лет - неважно. Всем своим видом они звали на помощь, и я не мог отказать. И любой метод был хорош для достижения цели".
Из сумрака за стеной кабинета вновь донеслось потрескивание, словно нечто очень костлявое хрустело своими многочисленными суставами. То был еще один раздражающий фактор, на существование которого Айвори упорно закрывал глаза. Увиденное в канун Ночи Зимнего Солнцестояния до сих пор не оставляло его, являясь в кратких кошмарах. Стоило Айвори сомкнуть веки, на краткое мгновение опустив гудящую голову на стол, из тьмы выплывала жирно блестящая черная туша. Она неторопливо скользила к нему, шевеля бесформенными частями, и Айвори вскакивал в поту, все еще слыша тихий стрекот в ушах.
Пришла пора положить глупому страху конец. Айвори недовольно повел глазами, снял пенсне и встал. Захватив подсвечник, он уверенно вышел из комнаты. Трепещущий нимб света обвел коридор, выхватив серию миниатюрных пейзажей, выстроившихся в ряд на стене. Огонь отразился от бугристой поверхности холста, причудливым солнцем скользнув по нарисованным небесам и бесчисленным склонам холмов.
Темная кишка коридора оказалась пуста. Чего Айвори и ожидал. С легким торжеством он перехватил врезавшуюся в пальцы ручку подсвечника поудобнее и двинулся вглубь. Тени плясали рядом, не отставая ни на шаг.
Дойдя до балюстрады, он высоко поднял свечу над пропастью холла. Скудный свет выхватил графитовый квадрат столика, пустой зев камина, заискрились хрустальные бусины на люстре. Казалось, достаточно протянуть руку, чтобы ухватить их.
Щелк.
Айвори вздрогнул и развернулся, выставив подсвечник, словно оберег. Но из сумрака выплыла лишь мореная обшивка стен и кресло. Снова показалось. Айвори медленно спустил воздух через ноздри, проклиная собственную трусость. Вернувшись за стол, он закусил конец пера, проверяя последние написанные строки.
"Как я и ожидал, Дули с радостью спихнул на меня все руководство фабриками.
Возможности отправиться на обучение у меня не было: управление производством отнимало все мое время. Поэтому по ночам, лежа на койке в тесной подсобке, я читал учебники, доставленные курьером из Петрополиса. При этом я умудрялся даже экономить на свечах,- учился при свете огарков из комнаты Дули и гостевых. Свои же свечи я продавал по весьма выгодной цене.
Я выживал, существовал на последних ресурсах своего тела и духа, хотя имел возможность потратиться на еду, еще одну пару штанов и тому подобные излишества. Вообще, состояние выживания весьма полезно для человека. Только мобилизовав возможности до предела можно добиться ощутимых результатов. Только в кровавом поту человек узнает, на что он способен. Только выскребая последние копейки, человек чувствует цену казалось бы обычным вещам. Становится сильнее, выше над собой. Нет противника опаснее того, кому нечего терять.
Новый паровой двигатель работал отлично. Сперва я поставил его лишь на одной из фабрик, а затем и на остальных. Все кадры я проверил лично: мне были нужны лишь высококвалифицированные работники, знающие машинную технику или по крайней мере готовые и способные учиться. Жалованье тоже пришлось поднять, но империя Дули могла себе это позволить.
Сам же хозяин продолжал кутить. Особенно он любил казино, куда являлся в сопровождении вызывающе одетых девиц и с присущей ему помпезностью заказывал всем присутствовавшим шампанского. Его золотой котелок притягивал толпы попрошаек всевозможных мастей: от простых, в лохмотьях, до весьма богатых, мечтающих поживиться еще больше за чужой счет".
Сбивчивые удары в окно отвлекли Айвори. У стекла мелькнул лишь крупный мотылек, но по спине и ногам фабриканта уже успели пробежать тысячи мурашек. Айвори поджал губы, некоторое время наблюдая, как раз за разом мохнатое тельце наталкивалось на прозрачную преграду, и с тусклых крыльев осыпалась серая пыльца.
Немного подождав, Айвори открыл створку окна. Мотылек залетел внутрь, и на душе стало немного спокойнее. Нужно завести собаку, подумал фабрикант. Или кошку. Но быстро отбросил посетившую его идею и продолжил писать.
Вскоре мотылек опалил крылья о пламя свечи и рухнул на стол.
В тот день мадам Лейла не ждала клиентов. Ее салон с говорящей вывеской "Приворот" и в обычные дни редко кто посещал: стоял он на северной площади Кумкура, вдали от побережья и мест прогулок богачей. А после праздника Зимнего Солнцестояния у людей оставались сущие гроши, слишком малые, чтобы тратить их на зелья и заговоры.
Поэтому в то утро мадам Лейла позволила себе раскинуться в кресле и неспешно щипать отросшие волоски из бородавки над губой. Даже бородавка у нее была настоящей, а не наскоро приклеенной, как у проходимки Эше, которая устроилась через дорогу и сманивала клиентов низкими ценами. Мадам Лейла была жрицей древней Богини, многогрудая фигурка которой стояла за занавеской в углу салона. Имени Богини уже не помнил никто, но именно она даровала Лейле силы стать Самой Мадам Лейлой, могущественной и всевидящей ведуньей. Пускай и с мизерным месячным доходом.
Но не успела мадам Лейла приладить щипчики к жесткому пеньку волоска и ухватить его как следует, как колокольчики на двери зазвенели, и на пороге возник хорошо одетый мужчина средних лет. Его моложавое, чисто выбритое лицо блестело ровным светло-кофейным тоном, как у всех коренных жителей Южного Содружества, черные с проседью волосы зализаны набок, а жилистое тело даже в костюме походило на сжатую до отказа пружину.
Мужчина обвел убранство комнатушки взглядом, красноречиво говорящим о полном отвращении. Вдобавок он сморщил нос, словно от страшной вони. Мадам Лейла терпеть не могла подобных типов.
- Мне нужен... амулет,- проговорил он, неприязненно уставившись на сушеную голову обезьяны, висевшую на веревочке у двери.
- Амулет? - скорее по инерции переспросила мадам Лейла.
- Это же так у вас называется? Защита от...- он неопределенно развел руками, словно подбирая слова,- всяких сил.
- Каких именно сил?
- Откуда мне знать, каких?! Злых каких-нибудь!
- Но для создания амулета мне необходимо знать, от чего строить защиту. Разные материалы и травы обладают разными способностями, и...
Мужчина перебил ее с категоричностью человека, привыкшего получать свое немедленно и без возражений.
- Дайте мне то, что помогает от всего. Если не можете, я пойду к другой гадалке.
Мадам Лейла хотела величественно поправить его, все-таки она была не какой-то там гадалкой, а потомственной колдуньей и жрицей, но отпустить клиента к темнокожей мошеннице через дорогу она никак не могла. Потому она лишь кротко улыбнулась и указала мужчине на стул напротив себя.