Словно почуяв присутствие кого-то постороннего, господин Могилко с трудом разлепил веки.
Синяя тьма переливалась под пыльной лепниной на стыке потолка и стен. В ней покачивались две огненно-желтые точки, при виде которых господин Могилко задрожал от страха и возбуждения. Ни пошевелиться, ни закричать сил не осталось, и он послушно подчинился надвигающемуся живому кошмару.
Ее длинные, до самых колен черные волосы струились по серой коже, миндалевидные глазницы на скуластом хищном лице наполнял огонь, с каждым шагом становившийся все ярче. Блики уличного света зажглись на упругой обнаженной груди и покатых бедрах, когтистые лапы клацнули по полу, когда демоница перекинула ногу через господина Могилко и забралась на похожую на койку кровать. Она откинула одеяло и уселась ледяными ягодицами на его уже возбужденный член; ладони скользнули по впалой груди, властно прижали к кровати. Острый и столь же ледяной язык заскользил следом.
Медленно задвигались бедра, отчего господин Могилко откинул голову и еле слышно застонал. Он чувствовал, как ее ладони поднялись вдоль груди, зарываясь пальцами в жидких кудрях поросли, как они легли на его шею, где принялись смыкаться. Кровь запульсировала в ушах, к лицу прилил жар, но бедра продолжили свое движение, взяв в захват.
Руки монстра сжали горло мужчины сильнее, и он принялся судорожно хватать ртом воздух. Биение его сердца превратилось в тонкую прерывистую нить. Руки царапнули по холодной, скользкой, словно чешуя, коже, и плетьми упали вдоль кровати.
-- Здесь,-- пропыхтела Нори и торопливо зазвенела ключами.
Лис окинул взглядом нависший над ними фасад дома: нагромождение серых блоков с горгульей на водостоке, еще более уродливой из-за отбитой пасти. С карниза к крыльцу, словно изломанная кисть мертвеца, спускалась сухая, припорошенная снегом ветвь плюща. Луна, венчавшая остроконечную крышу, бросала на дом призрачный мертвенный отсвет; в нем Лис и Нори выглядели домушниками, подбирающими нужную отмычку.
Замок щелкнул, и дверь отворилась, блеснув медными цифрами. Внутри царила тишина.
В тот самый момент, когда дыхание почти остановилось, а тело сковала мертвенная прохлада, за синеватым телом монстра раздался треск распахнутой двери. Огненно-желтый взгляд глаз метнулся было вбок, но слишком поздно. Голова демоницы соскочила с плеч, покрыв простыни и господина Могилко черными пятнами крови.
Покачнувшись, ее тело обрушилось на лежавшего мужчину, холодным обрубком шеи уткнувшись ему в щеку. Позади, в ледяных отсветах луны высился исполинских размеров юноша; сабля сияла в его занесенной руке. Его лицо с острыми скулами и упрямым подбородком не выражало ничего, лишь глаза пылали ненавистью. Древнее божество войны стояло у ложа господина Могилко, и мурашки ужаса побежали по онемевшему телу жертвы. Наконец, спустя несколько поистине бесконечных мгновений, божество опустило оружие и сдуло светлую прядь со лба.
-- Господин Могилко! Господин Могилко, вы в порядке?!-- окликнул его звонкий женский голос.
Господин Могилко издал булькающий утробный звук. Скользкая плоть обрубка продолжала касаться его лица, вытекающая пульсирующими толчками липкая жижа воняла хуже тухлой рыбы.
На сей раз из тьмы за блестящей решеткой изголовья вынырнула совсем иная женщина: хрупкая, большеглазая, с перекошенным от испуга лицом. Подскочив так близко, что он ощутил дуновение ее взволнованного дыхания, она провела пальцами по его мокрому от пота лбу.
-- Господин Могилко, скажите что-нибудь! Как вы себя чувствуете?
Могилко покосился ниже, в сторону своих ног, придавленных ягодицами мертвого монстра. Девушка невольно проследила за его взглядом и отшатнулась, густо покраснев. На смену ей пришел белокурый парень, одной левой скинувший обезглавленное тело с кровати и открыв тем самым голые, покрытые кровью мощи господина Могилко.
-- Жить будет,-- вынес он вердикт и отвернулся, тут же потеряв к спасенному всяческий интерес. Господин Могилко пошевелил ожившими пальцами, судорожно выдохнул, все еще чуя смердящий запах разрубленной плоти. Все еще чувствуя холод душащих пальцев на горле.
На туалетном столике не виднелось ни единого признака розовой записки. Лис окинул взглядом пыльное зеркало, затем пробежался пальцами по книгам, приподнял газету и почесал недобритый подбородок. Послания убийцы здесь не было. А, следовательно, он прикончил обычного суккуба.
-- Про вас рассказывали, что в прошлом году вы отрубили голову такому же существу. Убивавшему людей. Это правда?
-- Правда,-- выдохнул Лис. Он вытер саблю о мятые простыни у самых ног господина Могилко и отправил оружие в ножны. Нори продолжала неотрывно следить за каждым его движением, столь пристально, что Лис чувствовал буравчики ее взгляда кожей спины.
-- Я могу пригласить вас на чай? - робко поинтересовалась девушка, утирая рукавом капли крови со лба.
Буквы сливались в единую строку, своенравно плясали перед глазами, не донося ни капли смысла до склонившейся над ними Диа. Наконец, устав бороться с собственной рассеянностью, она откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок. Трещины змеились по штукатурке, рисуя над столом тонкие ветви и паутину.
О, этот охотник! Он сводил ее с ума своей грубостью, прямолинейностью и даже спокойным до безразличия выражением глаз. Диа хотелось впиться в его обветренное лицо ногтями и расцарапать до крови, чтобы тот наконец понял, что именно до него пытаются донести. Она хотела помочь,-- именно для того господин Меззанин прислал ее,-- умела принимать непростые решения без колебаний и старалась выполнить работу с максимальной быстротой и эффективностью. Как делала всегда, когда дело касалось нарушения правил и опасности для множества жизней.
Ее внимание привлекла стопка потрепанных папок, колонной возвышавшаяся на краю стола. Дел у Кристиана всегда было достаточно, чему Диа искренне удивлялась снова и снова. С его методами работы и биографией она бы не доверила ему даже разносить документы. А теперь еще и охота на чокнутую "розовую фею", и каждый работник Общества знает, что от действий молодого осла зависят их жизни и жизни подопечных. Замечательно, ничего не скажешь...
Ослепленная внезапной догадкой, Диа приоткрыла рот, прекратив дышать. Затем выгнулась в кресле и резким движением подтащила кипу к себе. Выбрав одну из папок, она просмотрела ее титульный лист по диагонали, свернула в трубочку и выскочила из комнаты.
Времени не оставалось.
Гонка на время
Инспектор рвал и метал.
Клочья бумаг с бесчисленными отчетами разлетались под его пухлыми волосатыми пальцами, ящики стола с силой грохали, а подчиненные старались не стучать в дверь его кабинета и вообще не проходить лишний раз мимо. И правильно,-- увидь Докопайц сейчас хоть одного констебля, тот точно отправился бы в больницу.
Его люди (глупые, бестолковые, нерасторопные!) упустили Кристиана Фэя. Инспектор просил, нет -- умолял их смотреть в оба, не есть, не пить, ходить под себя и не сводить с парня глаз. Но утром один из констеблей ожидал его на верхней площадке лестницы, у двери кабинета, и его виноватый, как у побитой собаки, вид сказал Докопайцу все.
Днем ранее юноша зашел в заброшенное здание в Козьем переулке. Двое следивших за ним констеблей остались ждать снаружи, укрывшись в относительном тепле экипажа. Но шли часы, на Петрополис опустилась ночь, затем из-за горизонта вышло солнце, а господин Фэй все не показывался. Терпение констеблей иссякло, и, изрядно повозившись с тугим замком, они все же взломали входную дверь. Однако внутри их ожидали лишь пыль, проломы в стенах, да сновавшие по ногам толстые крысы.
Кристиан Фэй ушел от слежки и, вероятнее всего, сейчас готовил очередное преступление. А глупый инспектор Докопайц снова остался с носом, сидел за столом в каморке с дырявой крышей и бессильно кусал локти.