… И вот они снова скитаются, никому не нужные и всем чужие, словно брошенные на произвол судьбы дети-бродяжки. Когда-то в раннем детстве, наслушавшись рассказов дядюшки-миссионера о Новом Свете, он мечтал увидеть краснокожих, но оказался совершенно в другой стране. Кто бы мог подумать, что рожденный в высокородной дворянской семье, мальчик, которому самой судьбой было уготовано вращаться в кругах высшей знати, станет слугой и воином, чей каждый день может стать последним. Кaк жe тaк пoлучилoсь, чтo oн сoвeршeннo нe рукoвoдит свoeй сoбствeннoй жизнью? Сейчас и вовсе он казался себе бегущим, не разбитая дороги, зверем, для которого уже натянута стрела…
В столь непривычной одежде было неудобно, да и мечи и лук наверняка вызывали недоумение у людей, но другим оружием Касэн не владел, и оставить свою катану не мог, ведь самурай, лишившийся меча опозорен.
Имея деньги, добыть лошадей оказалось не трудно. А будучи совсем юными, невозможно добраться в Париж без приключений. Поэтому уже через несколько часов после своего побега из Гавра молодые люди во весь опор мчались по полю, громко хохоча и стремясь обогнать друг друга. Кажется, вовсе не эта девушка когда-то прохаживалась по дворцу в Японии, разодетая в шелка и драгоценности. Сейчас ее было не узнать в худощавом юноше, несшемся, подгоняя лошадь и привстав на стременах. Ихара нарочно украл для княжны одежду мальчика-слуги, работавшего в замке на конюшне. В женском платье девушка привлекала бы к себе слишком много внимания.
Легко перескочив через ручей, Мана, наконец, натянула поводья, сдерживая бег коня. Рядом загарцевал Ихара на гнедом жеребце.
– А если мы не найдем в Париже твоих близких? – спросила девушка. – Что тогда?
Самурай заметно помрачнел. Он и сам думал об этом. Но ответа на ее вопрос не находил.
– Ты расскажешь мне, почему мы сбежали?
Нужно было сказать хоть что-то. Ведь она доверчиво пошла за ним, и теперь он снова в ответе за нее. Вкратце Ихара пересказал то, что знал сам.
– Может быть, у них еще ничего не получится, – заметила княжна, когда он замолчал.
– Как же не получится, если против сегуна столько людей? Им нужно войско, золото. Поэтому их цель сейчас – попасть к могущественному королю, повлиять на него.
– Тебе Шинджу все это поведала? Ты ей веришь? Она же на зло, на обман способна!
– Да, верю, – прозвучал ответ.
Мана задумалась. Получается, с одной стороны она стала сиротой из-за Токугавы и лишилась всего, поэтому все эти интриги против сегуна ей на руку. Но с другой – это ее родина, ее вера, на которую посягают иезуиты. На чьей же ей быть стороне – Японии или Франции? Об этом думал и Ихара. Во Франции он родился, но в Японии он воспитывался и многое пережил. Эта страна стала ему не менее родной…
К вечеру радость от столь неожиданного приключения – побега из Гавра в Париж – начала улетучиваться. Ману сморила усталость и в душу стал закрадываться страх. Событий оказалось больше, чем она ожидала. Она послушалась Ихару, не думая пошла за ним, но ведь это была не Япония, это была абсолютно чужая страна, языка которой она не знала. Нет, в самурае она не сомневалась. Он был ее надежным другом. Но все равно было как-то не по себе из-за неизвестности. Опускавшаяся на землю ночь, мрачные пейзажи и холод только усиливали это ощущение.
Почему-то им не попадалось на пути ни одного постоялого двора. Что если они сбились с дороги? Не нужно было сворачивать в лес.
Ихара понимал, что скоро совсем стемнеет, и они не будут различать ничего вокруг. Нужно либо поискать ночлег, либо разжечь костер и провести ночь под открытым небом. Перспектива последнего совсем не радовала, учитывая то, что начал моросить дождь.
Когда уже за полночь они, промокшие до нитки, въехали в какое-то селение, Ихара стал высматривать среди приземистых и кое-где покосившихся домишек жилище священника. Он рассудил, что только там их могут принять в столь неурочный час, не расспрашивая о том, кто они.
По каким признакам самурай определил этот дом – неизвестно. Но вскоре они действительно стояли перед пожилым мужчиной в черном одеянии. Видимо, тот и сам еще не ложился.
Мана слушала, как Ихара говорит с хозяином дома и не понимала ни слова. Да и самурай говорил медленно, с трудом подбирая слова. Но кюре был к нему очень внимателен.
– Вы сбились с нужного пути. Но завтра я покажу вам, в каком направлении следует двигаться дальше, – сказал он.
Почти пустая похлебка и кусок хлеба немного утолили голод. Благо денег за ночлег и еду святой отец не взял.
В доме было две небольших комнатки, поэтому расположиться молодым людям пришлось в одной из них. Несмотря на то, что оба очень устали, сон теперь не шел. Их одежда, развешенная вблизи очага, быстро высохла и завтра им будет, в чем продолжать путь. Умывшись водой, которую в большом глиняном кувшине кюре предложил Касэну, видимо, считая его главным, они в одних рубашках и нижних штанах уселись на полу и разговаривали.
– Ты ведь отсюда,Ихара? Когда-то жил в этой стране?
– Жил, – он опустил голову, темные пряди упали ему на лицо, и он небрежным движением отвел волосы.
– Тогда расскажи о своей прежней жизни. Она была хорошей?
Довольно долго юноша молчал, а потом произнес:
– Я мало что могу сказать, мне, когда все случилось, всего девять лет было…
Он вновь умолк. Помнил, но рассказывать не хотелось. Этo был его мир, воспоминания, принадлежавшие только ему. Инoгдa этoт мир нaпoминaл eму его детскую комнату в родительском доме – зoлoтыe вeнзeля, нeжный бeлo-гoлубoй шелк и резные завитки на мебели, легкий полупрозрачный балдахин, цвeтoчныe узoры…
Мана не стала расспрашивать. Она смотрела на него, освещенного светом свечи, и не могла перестать улыбаться. Огонек чуть слышно потрескивал и дрожал. Как спокойно было с ним… А когда-то безумно злилась на него, желала причинить боль. Но теперь Шинджу осталась далеко, и Касэн был только ее! Мана верила, что впереди их ждет только хорошее.
– А ведь ты мне жизнь спас, Ихара, – вдруг робко сказала княжна. – Я теперь твоя должница.
Он молча глядел на нее, но этот внимательный взгляд заставил японку еще больше смутиться. Что-то в нем было необычное, и она не могла подобрать более подходящего слова – откровенное. Потом самурай отвел глаза. Девушка залюбовалась его профилем. Были в нем некое живое, юношеское обаяние и даже красота, несмотря на шрам на щеке. А в одежде, состоящей из достаточно узких по сравнению с хакама штанов, рубахи из грубой ткани и куртки он казался совсем другим. Кимоно обычно почти скрывало фигуру, а этот наряд наоборот подчеркивал его широкие твердые плечи, открывал шею и немного – покрытую черными завитками грудь. Девушка вдруг вспомнила, как однажды видела его полностью обнаженным. В доме у гейши Амайи Кин, где они скрывались после побега из дворца Иоири. Да ведь и он видел ее полунагой из-за подлого поступка тетки! К счастью стоявший на столе огарок свечи почти весь расплавился и начал затухать, поэтому Ихара не мог видеть, как сильно она зарделась в смущении, вызванном такими пикантными воспоминаниями. Девушка чуть сглотнула, поспешно встала и сказала, что отправляется в постель. Нeлoвкий мoмeнт прeрвaлся сaм сoбoй.
Касэн расположился прямо на полу, ему было не привыкать спать в таких условиях.
Если все будет хорошо, то до столицы Франции они доберутся завтра днем или вечером. Но для этого нужно отдохнуть.
…Когда стало известно о случившемся, всех членов японской миссии, а также купцов, прибывших во Францию, собрали в каминном зале. Но оказалось, что никто не видел Ихару Касэна и юную княжну со вчерашнего дня. Последними о побеге самурая и девушки узнали иезуиты, вернувшиеся с мессы. Отец Софано страшно побледнел, будто ему стало плохо.
– Я догадываюсь, куда они могли податься. Ну что ж, мальчик, не я первым стал на путь войны… – процедил он.
Шинджу встревожено поглядела на иезуита.
Глава VIII. Кошка, которая лезет в чужой дом за едой[1]