– И мой сын останется со мной, пока я буду… вашей любовницей?
– Слово мужчины – не клочок бумаги, – ответил сегун японской пословицей.
– Значит, теперь я могу покинуть эту башню? – уточнила Шинджу.
– Нет, ты слишком спешишь, – Токугава жестом остановил ее. – Кто знает, что ты придумала, чтобы обвести меня вокруг пальца.
Воцарилась тишина. Мысли витaли вoкруг нeясным смутным облаком. Нужно было что-то сказать. Или что-то сделать. А может быть вообще – уйти? Токугава колебался.
У стены в уютном гнездышке, обустроенном для него служанкой, безмятежно спал мальчик. Когда он пошевелился во сне, оба повернулись на звук. Женские глаза сейчас смотрели на ребенка с нежностью, мужские – с гордостью. Какая судьба ему уготована? Кем он станет? Грозным воином, мореплавателем, купцом или монахом? Какой путь выберет этот малыш? Пока это было неведомо.
Глава XXVI. Катана, разрезающая шелк
Мужчины сидели друг напротив друга и тихо беседовали. Один еще почти юноша, второму на вид можно было дать чуть более пятидесяти. Первый – воин, второй ныне относился к купеческому сословию.
– Так когда ее выкрали? – спросил старший.
– Прошло уже несколько недель, – ответил Ихара.
– Знаете, кто?
– Токугава, – уверенно ответил самурай.
Купец задумался.
– Столько лет минуло… А я очень хорошо ее помню. Я ведь в нее влюблен был без памяти. С ее отцом мы тогда были дружны. Я приехал из очередного путешествия, привез много дорогих тканей и драгоценностей. Навестил друга и увидел его дочерей. Шинджу тогда было лет пятнадцать, а Айяно и того моложе. И никогда я даже подумать не мог, что девушка вдвое младше меня такое мучительное плотское томление вызовет во мне! Я ночами стал видеть сладострастные видения, а днем все в тот дом ходил. Надумал с ее отцом о свадьбе говорить. Но он наотрез отказался дочь за меня отдавать. А девица строгого самурайского воспитания отцу перечить не смела, хоть и видел я, что она мной тоже увлечена. Когда ее выдали за молодого полководца Тайру Хоши, я уехал и больше ничего о ней не слышал. Отец Шинджу был видный чиновник, родня императорской семье. И сама она словно редкая драгоценность. Куда мне…
Купец и путешественник Мэдока Оно, а в прошлом офицер императорской армии, в совершенстве владеющий древним искусством бу-дзюцу, замолчал. Глядя на этого с виду безобидного человека, было трудно представить, что он может убить с помощью всего одного боевого приема. Все боевые искусства Японии были основаны на бу-дзюцу – искусстве самураев и нинздя. В данной практике применялся широкий арсенал воздействий на противника – броски, удары, захваты, болевые приемы, владение разными видами холодного оружия. В бу-дзюцу не существовало правил, победа в нем достигалась любой ценой…
Ихара нашел господина Оно не сразу. О нем самураю рассказала Мана. Дескать, был у тетки много лет назад поклонник. Ее первая юношеская любовь. Мать когда-то обмолвилась в присутствии Манами, как сестра рыдала ночами по своему возрастному ухажеру. А ведь они за все время едва ли парой слов обменялись.
– И что, Мэдока-сан, вы с ней больше ни разу не встречались? – спросил Касэн.
– Почему же, однажды встречались. Точнее, я ее видел. Муж ее тогда уже погиб. А она… я тогда понял, что Шинджу давно уже не моя маленькая невинная японочка, а женщина, много в жизни повидавшая и отныне мужчин ни во что не ставившая.
Касэн помолчал, а потом произнес следующее:
– Мы пришли просить вас, чтобы вы помогли разработать план ее вызволения. Не буду рассказывать, как, – это долгая история, – но нам удалось выяснить, в какой крепости Токугава запер госпожу Хоши, и даже в какой именно башне она удерживается. В башню проникнем я и моя жена.
– Ваша жена? – удивился мужчина, глядя на этого самоуверенного мальчишку-европейца.
– Да, она – онна-бугейся и прекрасно справится с такой задачей. Сегун погубил ее отца, князя Иоири.
Господин Оно смотрел, прищурившись, и чуть заметно качал головой, но не собеседнику, а словно каким-то своим мыслям.
Токугава не трогал ее долго. Скорее всего, в череде военных и политических дел ему просто было не до того. Но однажды за ней прислали. Шинджу нарядная и причесанная должна была явиться к сегуну. Тот вечер пронесся незаметно. Поглощенная своими мыслями и волнением она не замечала бега минут. Лучше бы они тянулись бесконечно… Наедине с Токугавой она молчала. Даже когда он раздевал ее, целовал.
– Что происходит? – вдруг спросил сегун почти резко, заглядывая женщине в лицо.
– О чем ты?
– Я не понимаю, что происходит. Ты раньше была не такая.
– Я была другой с тем человеком в маске… А с тобой я вообще никогда не была.
Он понимал, что она права. Но ласкать ее столь отрешенную и, кажется, готовую разрыдаться, было невозможно. Мужчина отстранился и сел по-турецкий спиной к ней.
– Это невыносимо.
– Что?
Как ей объяснить, что он хотел не просто наслаждаться ее телом? Ему нужно было от нее другое. Он ожидал, что она будет с ним такой, как раньше. А она… даже не говорит с ним.
Глядя на то, каким понурым стал ее любовник, Шинджу подумала, что его сейчас жаль. Но она не могла ничего с собой поделать.
Так и не завершив начатое, Токугава поднялся и, не оглядываясь, ушел. А вскоре он отослал ее назад в башню. И вновь потянулись долгие и скучные дни в заточении. Шинджу рассказала обо всем Ае. Ей нужно было кому-то выговориться.
– Вам бы его лучше узнать, – посоветовала та. – Может, тогда привыкнете.
– Да, но как? Он даже не приходит сюда…
– Напишите ему, чтобы пришел.
Она так и сделала и он приехал. Они гуляли в саду, но он выглядел, как очень занятый человек, чье время отнимают на пустяки.
– Иэцуна-сан, расскажите что-нибудь о себе, – попросила Шинджу, присев на скамью.
– Что? – он был озадачен.
– Например, о своем детстве. Или о том как впервые полюбили.
Токугава часто думал о Шинджу и сделал вывод, что между ним и этой поразительной женщиной всегда существовала какая-то связь. Что-то на протяжении нескольких лет упорно сталкивало их.
Так они теперь гуляли часто. Шинджу расспрашивала о родителях, о том времени, когда душа его еще не очерствела. Чтобы увидеть его таким, каким он уже сам плохо помнил себя.
– Как вы узнали? – однажды спросила она.
– Узнал о чем? О том, что мой сын появился на свет? Не все ваши служанки ненавидят меня так же, как вы.
Шинджу промолчала.
– Неужели для вас такая уж большая беда – встреча со мной? – вдруг спросил он. – Какое будущее вас ждало бы? На какие средства вы сейчас живете? Знаю, что отец оставил вам небольшое состояние после гибели мужа, но надолго ли его хватило? Не ровен час, все завершилось бы публичным домом.
Глаза Шинджу необычайно расширились.
– Как вы можете такое говорить? – воскликнула она.
Сегун уже и сам понял, что был слишком циничен. Он искренне жалел, что в очередной раз обидел эту красивую женщину, но извиниться не позволила гордость. С женщинами главное держать себя строго, думал он, иначе они начинают считать себя слишком важными. Хотя определенную грань нужно чувствовать. Излишняя грубость окончательно отвернет от него Шинджу. А то, что она еще может искренне полюбить его – он был уверен. Знал, что является видным и красивым мужчиной и что в сердцах многих женщин не раз поселял любовь.
– Так она и полюбила, – однажды сказала Ая, будто прочитав его мысли. – Только не вас, а того человека, которым вы были до того, как сняли маску.
К слову, о том периоде их отношений госпожа Хоши избегала говорить, словно до конца не могла смириться с мыслью, что Иошихиро Араи и сегун – одно и то же лицо.
Конечно, когда Шинджу поселили в этой комнате, помещение тщательно осмотрели на предмет всего, с помощью чего можно лишить себя жизни. Токугава предусмотрел любую возможность женщины навредить себе. Единственное, чему он не смог бы препятствовать, это если б она решила разбить голову о стену или заморить себя голодом. Хотя тогда бы пришлось ее связать и кормить насильно… Но, признаться, сегун видел, что какое бы строгое самурайское воспитание не дал ей в свое время отец, в Шинджу не было главного – бесстрашия перед смертью. Что скрывать – она явно совсем не по-японски боялась умереть. Но никогда бы не призналась в этом. Поэтому Токугава нисколько не опасался, что его пленница покончит с собой.