Малютка страшно заплакала, когда до нее дотронулись, но мать громко зарыдала:
– Она жива, слава богу, она жива!
Было великим чудом, что девочку не раздавило совсем, но бревно упало так, что одним своим концом оно уперлось в камень в траве. Когда Лавранс поднялся на ноги, то из углов его рта текла кровь, а платье на нем было на груди совершенно изорвано рогами быка.
Прибежала Турдис, неся меховое одеяло; на него бережно переложили они с Рагнфрид девочку, но Ульвхильд, казалось, испытывала невыносимые муки при малейшем прикосновении. Мать и Турдис перенесли ее в тот дом, где семья жила зимой.
Бледная и неподвижная стояла Кристин на куче бревен; мальчики, плача, жались к ней. Все слуги и работники толпились во дворе, женщины плакали и причитали. Лавранс велел работникам оседлать Гюльдсвейна и еще одну лошадь; но когда Арне привел лошадей, Лавранс свалился на землю, пытаясь сесть в седло. Тогда он приказал Арне скакать за священником, Халвдану – на юг за лекаркой, что жила при слиянии рек.
Кристин увидела, что лицо у отца посерело и что у него так текла кровь, что его голубая одежда сплошь покрылась бурыми пятнами. Внезапно он вскочил на ноги, вырвал топор из рук одного из работников и направился туда, где несколько человек все еще держали быка. Он ударил его обухом между рогов так, что бык упал на колени, а Лавранс продолжал изо всей силы наносить удары, пока кровь и мозги не брызнули во все стороны. Тут у него начался такой припадок кашля, что он повалился навзничь на траву. Тронду и одному из работников пришлось унести его в дом.
Кристин подумала, что отец умер; с громким криком она бежала следом за ними и всем сердцем отчаянно звала отца.
Ульвхильд положили в зимней горнице на кровать родителей; все подушки были сброшены на пол, чтобы ребенок мог лежать выпрямившись. И казалось, что девочка уже распростерта на соломе, как мертвец. Но она громко и непрерывно стонала, а мать, склонившись над ней, утешала ее и гладила, обезумев от горя, так как ничем не могла ей помочь.
Лавранс лежал на другой кровати. Он поднялся и, шатаясь, перешел комнату, чтобы утешить жену. Но она вдруг вскочила на ноги и закричала:
– Не трогай меня, не трогай! Иисусе, Иисусе, тебе бы нужно убить меня на месте!.. Никогда не будет конца несчастьям, что я приношу тебе…
– Разве ты… Дорогая моя жена! Ведь не ты же принесла нам это, – сказал Лавранс и положил руку на ее плечо. Она вздрогнула от его прикосновения, и ее светло-серые глаза заблестели на худом смуглом лице.
– Она, верно, хочет сказать, что я виноват в этом, – резко сказал Тронд, сын Ивара.
Сестра с ненавистью взглянула на него и отвечала:
– Тронд знает, что я хочу сказать!
Кристин вбежала и бросилась к родителям, но они оба оттолкнули ее от себя. И Турдис, вошедшая с котелком горячей воды, ласково взяла девочку за плечи и сказала:
– Ступай лучше к нам в горницу, Кристин; тут ты только мешаешь.
Турдис хотела помочь Лаврансу, который сел на ступеньку кровати, но тот сказал, что с ним ничего страшного не случилось.
– Но не можете ли вы хоть немного облегчить страдания Ульвхильд? Помоги нам Боже, она так ужасно стонет, что могла бы разжалобить и горный камень!
– Нет, ее мы не смеем трогать, пока не придет священник или Ингейерд-лекарка, – сказала Турдис.
В этот миг вошел Арне и сообщил, что отца Эйрика нет дома. Рагнфрид молча стояла, ломая руки. Потом сказала:
– Пошлите за фру Осхильд из Хэуга. Я готова на все, лишь бы спасти Ульвхильд.
Никто не обращал внимания на Кристин. Она вскарабкалась на скамейку, стоявшую в головах кровати, подобрала под себя ноги и опустила голову на колени.
Как будто чьи-то жесткие руки сжали ей сердце. Фру Осхильд приведут сюда! Мать ни за что не хотела позволить послать за фру Осхильд ни когда сама лежала при смерти, рожая Ульвхильд, ни когда Кристин была так больна лихорадкой. Фру Осхильд была колдуньей, говорили люди, – епископ в Осло и соборный капитул судили ее. Ее непременно казнили бы или сожгли, если бы она не происходила из такого знатного рода, что была заместо сестры королеве Ингебьёрг,[22] но люди говорили, что она отравила своего первого мужа, а своего теперешнего, господина[23] Бьёрна, приворожила к себе; он был так еще молод, что годился ей в сыновья. У нее были и дети, но они никогда не навещали матери. И такие знатные люди, как Бьёрн и Осхильд, должны были жить однодворцами в горах Довре, потеряв все свое богатство. Никто из родовитых и состоятельных людей в долине не хотел знаться с ними, но тайно люди искали помощи и совета у фру Осхильд, а бедняки даже открыто шли к ней со своими горестями и болезнями; они говорили, что она добрая, но тоже боялись ее.
23
Титул «господин» перед именем давался людям, посвященным в рыцари; перед именем жены рыцаря ставился титул «фру».