— Мне кажется, что вы и умны, и красивы, — медленно произнес он. — И мне хотелось бы быть таким, как все, чтобы вы поверили моим словам.
А потом он сделал странную вещь: он протянул мне руку ладонью вверх и ждал, пока я вложила в нее мою. Это было похоже на фигуру нового танца, который никто из нас хорошенько не знал. Он крепко сжал мои пальцы, но тут же отпустил их и отошел.
Вошел Виктор, за ним следом впорхнула Айрис, вызывающе веселая и оживленная.
— Ну как, вы уже подружились?
— Я только что сказал Кристине, что она очень красива, — сказал Кейт.
Я поняла, что передо мной не мальчик, кажущийся старше своих лет, а взрослый мужчина, который выглядит как мальчик. Должно быть, ему было около тридцати.
Айрис, как и следовало ожидать, немедленно реагировала на его слова.
— Ну вот. Как всегда, Кристи получает все комплименты, а для меня, бедняжки, ничего не остается.
Кейт улыбнулся, но ничего не ответил.
— Но мы же все знаем, что ты лошадь и чучело, — начал поддразнивать ее Виктор. Он коснулся рукой ее голого плеча. Она капризно заметила, что боится щекотки. Она очень нервная и не любит, когда к ней прикасаются, особенно она не хочет, чтобы к ней прикасались люди, которые считают ее чучелом. И она тут же устроила Виктору сцену и заставила его просить прощения. Когда они наконец помирились, было уже без четверти восемь.
— Пожалуй, надо ехать, если вы готовы, — сказал Кейт своим ровным бесстрастным голосом. — Путь не близкий.
Мы сошли вниз к машине, навстречу сбивающему с ног ветру.
— Кристи сядет с Виктором сзади, — повелительным тоном распорядилась Айрис, — а мы с Кейтом впереди и будем рассказывать друг другу о себе.
— Это что еще такое? — запротестовал Виктор.
— Ты сделаешь так, как я сказала. Кейт презирает бедняжку Айрис и считает ее нехорошей, а я хочу, чтобы мы все сегодня подружились.
Кейт молча открыл перед ней дверцу машины, и она уселась рядом с ним. Ей удалось шепнуть мне:
— Ты видишь, это все я делаю ради тебя! — На самом же деле, почувствовав, что не понравилась Кейту, увидев его предупредительность ко мне, она не могла смириться с тем, что ею пренебрегают. Поступая так, Айрис совсем не хотела быть жестокой с тем, кого собиралась ограбить. Ей вообще не было свойственно чувство зла. Просто в этот момент она забывала об этом человеке. Она выросла, окруженная любовью, всеобщим обожанием, заботой и восторженным восхищением. Если тот, кто встречался ей на пути, не был сразу же пленен ею, это казалось ей каким-то вопиющим нарушением естественного порядка вещей, и она считала необходимым немедленно восстановить его. Я думаю, что если бы девушка, у которой Айрис отняла возлюбленного (а таких было немало), вдруг явилась к ней и прямо сказала ей об этом, Айрис с ясным, удивленным взором и с присущим ей нередко великодушием тут же признала бы справедливость претензий и отошла бы в сторону; но беда в том, что очень молодые мужчины и женщины придают слишком большое значение тому, что они называют гордостью и что на самом деле является малодушием и отсутствием веры в себя.
Конечно, мне было безразлично, собирается ли Айрис в силу своей избалованности отнять у меня Кейта или нет. Меня бесило и оскорбляло другое — поведение Виктора: вынужденный сидеть со мной на заднем сиденье, он сначала мрачно молчал, а потом то и дело пытался поцеловать Айрис в шею. Как раз в тот момент, когда он снова вздумал проделать это, Кейт внезапно затормозил, чтобы не наехать на пешехода, и Виктор со всего размаха ткнулся носом в спинку переднего сиденья и разбил нос в кровь. Когда мы приехали на танцы, настроение у нас было самое неопределенное — Кейт был сдержан и молчалив, Виктор прикладывал платок к лицу, а Айрис и я изображали ту степень неестественной и вызывающей веселости, которая охватывает молодых девушек, когда вечеринка начинается для них не совсем так, как они мечтали.
Глава VI
Зал для танцев помещался в полуподвале большого ресторана. Когда мы вошли, я увидела, что из гардеробной мы должны спуститься туда по широкой в шесть ступеней лестнице, словно специально предназначенной для того, чтобы хорошенькие и уверенные в себе девушки (а отнюдь не такие дурнушки, как я) могли показать себя во всей красе. И стоило только мне подумать, как я сойду по ней, неприглядная в своем розовом, похожем на ночную сорочку платье рядом с калекой, ростом мне едва по плечо, как чувство неукротимого головокружительного гнева снова охватило меня. Глаза наполнились слезами. Айрис что-то сказала мне, но я не слышала.