Григорий Федорович Игнатенко вновь работал в советском посольстве в Лондоне. Они встретились на дипломатическом приеме. Игнатенко сразу затеял с Оазисом деловой разговор:
— Есть страна, Аристотель, где готовы хорошо платить за фрахт ваших танкеров. А вы ее игнорируете. Отказываетесь от возможности заработать.
— А именно? — без интереса осведомился Оазис.
— Только что созданная Китайская Народная Республика.
— Красный Китай? — пренебрежительно бросил Оазис. — Да откуда у коммунистов деньги? Это же голодранцы. К тому же они под санкциями.
— Насчет денег вы ошибаетесь, — хладнокровно заметил Игнатенко. — Это огромная страна, и на дело государственного значения деньги найдутся. Что касается санкций… Почему вы должны подчиняться американским решениям? Вы гражданин Греции, у вас свои политические симпатии.
Аристотель Оазис полетел в Пекин. Добирался долго, с пересадками. Зато в аэропорту китайской столицы коммунисты встречали западного бизнесмена с почестями, словно главу государства. Такого Оазис еще не видел.
Верные своему убеждению, что прибывающие к ним иностранцы умирают с голода, китайцы взялись поразить Оазиса всем великолепием своей кухни. Блюда подавались одно за другим нескончаемой чередой. Хозяева следили за тем, чтобы тарелка гостя не пустовала.
— Обязательно попробуйте жареную свинину, приготовленную в остром хунаньском соусе с красным перцем, — настойчиво советовали Оазису. — Это блюдо любит председатель Мао.
Во время трапезы следовали бесконечные тосты. Пили за здоровье гостя и за дружбу. Бокал гостя наполняли и наполняли. При этом звучали бодрые выкрики:
— Гамбэй! Пей до дна!
После обильного ужина Аристотеля Оазиса отвезли к вождю коммунистического Китая Мао Цзэдуну, чьи фотографии он видел в газетах.
Не доезжая до площади Тяньаньмэнь, машина свернула влево и проехала через традиционные китайские ворота с красными колоннами. Резиденция Мао была окружена стенами Запретного города, старого императорского дворца. Мао разместился в императорском комплексе Чжуннаньхай, как вожди большевиков обосновались в Кремле. Всех выселили, и за стенами Запретного города обитал только вождь китайской революции, обслуживающий его персонал и охрана.
Аристотель Оазис во все глаза смотрел на человека, который управлял самым многочисленным народом на земле. Многое ему казалось странным.
С того самого момента, как, одолев всех врагов, под аплодисменты своих поклонников Мао стал главой огромного государства, он не умывался, не принимал ванну и не мыл голову. Его каждый день растирали горячими полотенцами, делали ему массаж, а парикмахер заботливо укладывал волосы.
В своих странностях председатель не был одинок. В уставе партии «продолжателем дела» Мао Цзэдуна, иначе говоря, его официальным преемником и наследником значился министр обороны маршал Линь Бяо, который тоже пришел на встречу с Аристотелем Оазисом. Переводчик объяснил, что имя маршала в переводе с китайского означает «Лесной барс». Но Линь Бяо казался очень застенчивым. Если министру обороны предстояло выступать на публике, ему вводили лекарство, которое официально именовалось «витамин С». Похоже, это был наркотический препарат.
К тому же Линь Бяо боялся воды. Он тоже никогда не мылся, его обтирали полотенцами. И он не пил. Жена размачивала в воде булочки и кормила ими маршала. Линь Бяо, командуя в Гражданскую войну частями китайской Красной армии, был четырежды ранен. Возможно, это объясняло особенности его поведения.
Мао Цзэдун неизменно держался подальше от поля боя, так что вражеские пули его не задели. Но и председателя преследовал страх, что клянущиеся в вечной преданности соратники предадут его и отравят…
Когда в кабинет председателя Китайской Народной Республики привели Аристотеля Оазиса, Мао посмотрел на посетителя пронизывающим, слегка ироническим взглядом, улыбаясь и как бы предупреждая всем своим видом, что бессмысленно пытаться его обмануть.
— Я вижу, вы человек решительный и не боитесь трудностей, — сказал Мао. — Мы такие же. Вы увидите, что с нами легко и выгодно сотрудничать. Американцы просто этого пока не поняли. А мы умеем быть благодарными.
Председатель не любил долгих монологов. Облекал свои мысли в форму болтовни и шуток. В результате главные мысли окутывались множеством трудно разгадываемых иносказаний. Речи Мао напоминали зыбкие тени на стене. Создавалось впечатление, что имеешь дело с пришельцем с другой планеты, который иногда чуть приподнимал завесу, скрывающую будущее, давая возможность заглянуть за нее, но никогда не раскрывая всего.