Выбрать главу

А вот Леша, загнанный в угол Соловьевой и затюканный Надей, тем не менее, в Надино положение входил, и выходил, когда вечером входила Надя, освобождал комнату. Точно так же, как он это делал на Соколе, когда к Вовке приходила Танька Бирюкова. Но там, в общаге он мог пойти к друзьям, мог перекантоваться в рабочем зале. Масса возможностей. И нигде не подстерегала опасность. А тут податься некуда и легко напороться на Соловьеву.

Надя принимать это в расчет и не думала. Она пришла уже вечером второго дня и посоветовала Леше часок прогуляться. И он ушел.

Медовый месяц в Чирчике! В рабочем общежитии. Когда в окно смотрят ветви незнакомого южного дерева. Романтика. Надя не знала передышки, соответственно, Саша отдыха. И соответственно, Леша, словно разведчик в тылу врага, не знал расслабления. Главное – выскользнуть из общежития незамеченным, проскользнуть по коридору, тихо спуститься по лестнице, мелькнуть по ярко освещенному крыльцу в вечерний сумрак, как ночная летучая мышь. Чтобы Соловьева не перехватила. Он хорошо выучил дорогу. И хорошо освоился в соседнем парке.

Саша, как видно, поделился с женой насчет разговора в тамбуре. В какой-то раз Надя, увидев, как Леша напрягся при упоминании о Соловьевой, сказала:

Я, к твоему сведению, тоже ничего Саше не позволяла до свадьбы, – но, подумав, уточнила, – То есть не ничего, а кое-чего не позволяла.

Великое достижение, – съязвил Леша, – Орден тебе за это.

Хорош твой моральный облик.

Какой есть, – такими словами, которые постоянно твердила их комсорг Полина Гринблат, его не проймешь.

Порядочная, интеллигентная девушка, с богатым внутренним миром. Что она нашла общего с этим. У Наташи просто глаз нет. Тебе вообще чувства знакомы, кроме пинания мяча?

Я, между прочим, должен был в Кивыили ехать, – напомнил Леша, – А отдал это место Подзоровой и компании. Я в Чирчик не рвался. Хотел спокойствия.

Орден тебе за это. Имей в виду, ты можешь пройти мимо большого чувства, которого ты по глупости не ценишь. Потом будет поздно.

Ты прямо проповедник, – усмехнулся Леша.

Что имеем, не храним, потерявши, плачем. Смотри не заплакать бы тебе. Иди, прогуляйся в парке, подумай над моими словами.

О фланировал по парку. В чужом городе, где нет понимающего его Суворова и вообще ни одной понимающей души невольно задумаешься над Надиными словами. Задумавшись, Леша зазевался, не принял вовремя мер к отступлению, когда внезапно нарисовалась Соловьева. Девочки, с которыми она шла, понимая момент, отошли, а Наташа подошла и предложила присесть на лавочке. Он повиновался. Девочки пошли дальше. Они остались вдвоем.

Теплый вечер, тихий парк, лавочка, полумрак, и рядом девушка, которая хочет, чтобы он снова стал таким же, как в Москве. Она опять пошла докапываться, кто ее оговорил. Лучи фонарей освещали ее лицо так, что слезинка, задержавшаяся меж ее длинных изогнутых ресниц в уголке глаза, заблестела, как маленький бриллиант. Но от таких драгоценностей одна морока. Он еще раз заверил, что он к ней очень хорошо относится. Очень хорошо! Но тут не Москва. Завод, чужой город, чужие традиции. Переговоры закончились безрезультатно. Соловьева встала, резко и печально, прямо как в кино, сказала Леше, чтобы он не провожал ее.

Но времена Восьмого марта прошли. Он и не думал провожать. Она ушла в темноту. В чужом парке, в чужом городе. Ничего, найдет девчонок. Маяковский сказал: плохо человеку, когда он один. Далеко не всегда. Нередко хочется побыть одному.

Мендельсон в своем фотографировании так усердствовал, что к нему на третий день подошли два товарища и потребовали объяснений. Он удивился. А что тут такого? Фотографии нужны для отчета по практике. Завод ведь не оборонный, фотографировать не запрещено. Леша, стоявший рядом, высказался в том же духе. Но их высказывания не убедили. Странно они как-то фотографируют, везде парой ходят. Подошедшие потребовали засветить пленку. Саша прижал свой «Кодак» к груди, как ребенка, и стал умолять: вся практика пойдет насмарку. Представители завода настаивали. Остальные практиканты бродили по цеху, не обращая внимания на мелкий инцидент. И Нади с Таней вблизи не было. Леша предложил паллиативный вариант: неужели нельзя,тут при них пленку проявить и убедиться в их невиновности? Представители смягчились. Студент с аппаратом сейчас же с ними проследует в заводскую фотолабораторию. На заводе есть штатный фотограф. Его вызовут, пленку проявят и тогда увидят, какие они безобидные.

Вызвали фотографа. И началось священнодействие при свете красной лампы. Эту монотонную работу – проявитель, закрепитель – Леша, следовавший по пятам за Мендельсоном, невзлюбил с седьмого класса. Но Сашу не оставлял одного. Пленку проявили, но на ней заводчане не могли разобрать, есть ли в кадрах криминал. Поэтому решили: фотограф тут же сделает фотографии. Неподозрительные отдают Саше, и пленку уничтожают. Один из представителей завода остался в лаборатории. Другой ушел согласовывать действия. Пока фотограф проявлял, Саша рассматривал стопку фотографий на полке,