У вас тут портреты, – сказал он.
Суета сует. Передовики производства, флагманы соревнования, изобретатели и рационализаторы, дружинники. Я прежде в Ташкенте в журнале фотокорреспондентом работал. Вот там были фотографии.
А зачем же ту работу бросили? – спросил Мендельсон.
Меня бросили. Я им идеологически не подходил.
Почему, – удивился Саша.
А вы их спросите. У нас даже «Веселые картинки» должны соответствовать. Вот вы, молодой человек станки снимаете железки. И вас проверяют на соответствие.
И вот стало можно рассмотреть несколько Сашиных фотографий.
Ну, посмотрите, Степан Данилович, – сказал фотограф,
Степан Данилович просмотрел фотографии и пошел звать на консультацию своего коллегу.
Вы знаете, мне эти фотографии нужны в двух экземплярах. Для отчета по практике, – печально попросил Саша, – Мне и жене. А то если пленку отнимут, пиши, пропало. -
Ну, ладно, пока наверху совещаются, напечатаем в двух экземплярах – согласился фотограф, – Вот это как раз то, что не одобряется. Наверху еще не согласовали, а внизу уже действуют.
Только под самый конец рабочего дня, когда остальные, незаподозренные практиканты беззаботно отдыхали, Саша и Леша вышли из фотолаборатории. Вышли с победой. Не только с пачкой фотографий, но и с пленкой. Реабилитированный Мендельсон приободрился. Не было счастья, да несчастье помогло: и фотографии за счет завода в профессиональных условиях сделали и пленку вернули. На нескольких фотографиях в кадр попал и Леша. Саша на радостях подарил ему одну. Казалось, все складывается как нельзя лучше.
На лавочке у проходной, как декабристки, их ждали Надя и Наташа. Ну, Надя, понятно, ждала Мендельсона на правах жены. А Соловьевой тут чего делать? У Нади уже был приготовлен очередной разнос: как в воду канули, что она должна думать? Наташа ее успокаивала: они хорошие.
Хорошие, – буркнула Надя, чуть спокойнее, – когда спят зубами к стенке. Я не знаю, Наташа, куда ты смотришь. Сними розовые очки.
Леша был бы доволен, если Соловьева сняла эти самые очки. В это время Саша как индульгенцию протянул фотографии. Теперь не нужно дома печатать. А фотографии – половина отчета. И, его и Надиного. Этим, как видно, Сашина вина была заглажена. Надя взяла мужа под руку и пошла к общежитию. И, никуда не денешься, Леша шел рядом с Соловьевой. У общежития Надя сказала.
Прогуляйтесь немного, молодые люди.
Леша притерпелся к тому, как он говорила ему, прогуляйтесь, молодой человек. Но множественное число предвещало сложный период. Однако, в этот раз Наташа спокойно, даже безразлично. Предложила Леше сходить в спортивный магазин, в пяти кварталах. Там, она видела, продаются китайские кеды, каких он не мог найти в Москве. Приграничная торговля. Против кед он не мог устоять. Кеды ему были очень нужны. Летом они горели на ногах.
Кеды в магазине были, а таких денег с собой у Леши не было. Соловьева заплатила за него, за две пары. Осчастливленный, Леша не противился ее желанию. Ее желанием было невинным, зайти с нею в книжный магазин. Соловьева считала, что республиканские книгоиздательства иногда печатают интересные книги, каких Москве не сыскать. Ничего сверхъестественного в магазине не оказалось. Та же нудистика. Но Соловьева откопала маленькую книжку стихов. Омар Хайям, увидел Леша. Имя ему было знакомо, но не более. По ходу домой Соловьева вслух читала четверостишия. И нужно признаться, стихи Леше понравились.
Они подошли к общежитию. Брошенный Надей во власть Соловьевой, да еще с двумя парами оплаченных ею кед, – куда ему податься? Мендельсоны, должно быть, не натешились. Соловьева, казалось, понимая, что он повис, не уходила. Даже не пошла к себе в комнату. Так с кедами они и направились в парк. Омар Хайям спас Лешу. Наташа выбрала скамейку под фонарем и приступила к чтению вслух, как в школе у доски.
Леша слушал с тоской и обдумывал тактику: если Надя во имя своих мелкоэгоистичных интересов бросает его на Соловьеву, его спасение остается в Кашевской. И ничего особенного не требуется. Делай Тане небольшие реверансы – Наташа заметит, и отстанет.