А тебе не кажется, что у Наташи фигурка-то получше Таниной?
А что? – удивился Леша. Ему в голову не приходило сравнивать.
Тебе не кажется, что у Тани полные ноги?
Какое мне дело до Таниных ног? – буркнул он.
Да уж, подозреваю, есть дело, если ты зачастил с ней на прогулки.
Ноги он не рассматривал. Ему хватало ее глаз. Но после Надиных слов Леша стал присматриваться. Да, ноги у Тани действительно, полноватые. Самую малость. Тут Надя права. Наташа фигурой получше. Но к чему Надя спросила? Она не станет спрашивать просто так. Может быть, эликсир заработал? И тут как назло, прогулки по парку оборвались, практика закончилась.
Обратный путь, путь был непрост. Уже не было такого, кто раньше пришел в деканат, тому и лучшие места. И Леша о той лафе, что по дороге в Ташкент, даже не мечтал. Понимал, что не попадет к Мендельсонам. А Соловьева, наверное, осмелеет. Он перед ней в долгу и за то, как она его кормила, и за кеды. Билеты были куплены в предварительной кассе задолго до отъезда. И девочки пошли тасовать места, кому что положено. Первым делом, девочки не должны занимать боковые места. Исходя из элементарной арифметики, если в группе мальчиков и девочек почти поровну, а имеется два боковых места на четыре места в отсеке, значит, кому-то из мальчиков все равно достанутся места в отсеке. Кому? Мендельсон грустно признался Леше, что в схватке бульдогов под ковром, в которую он не вмешивается, Надя показывает хватку, требуя, чтобы Саше, как инвалиду и ее законному мужу были предоставлены льготы. Леша опасался, что и Соловьева может на тех же основаниях выбить для него место в отсеке рядом с собой. Она не столь напористая, но выбила же ему Чирчик. Леше захотелось на боковушку, но подальше от Соловьевой. И вдруг перед самым отъездом Надя принесла радостную весть:
Ты едешь с нами, Татьяне спасибо скажи. Это она тебе место вырвала.
Эликсир заработал?
Теперь их отсек был ближе к проводникам. И первый час– полтора они чувствовали себя словно в электричке в час пик. Вагон был набит левыми пассажирами, потными, грязными, пропахшими восточным рынком. Те сгрудились в тамбуре и даже дальше, в проходе около туалета и проводников. Как видно, по этой причине проводники не торопились открывать туалеты. Закрытый туалет, духота и вонь, жара и теснота, и Сашины больные руки, – все это бесило Надю. И, конечно, виноват был Леша. А ему хорошо уже то, что Соловьева не в соседнем отсеке. Интересно, проявляла она в этот раз активность.
Левые пассажиры на пригодных остановках сошли. Ушел запах их пота. Но запах мази, которой мазался Мендельсон был неистребим. Мазь для мужа Надя купила у той же женщины. Таня сводила ее на рынок. Но, в то время, как у Леши ранки уже затянулись. нежная кожа Мендельсона не поддавалась.
Как Саше с больными руками отчет писать? – повторяла Надя, – Мне Саша обычно помогал. А что теперь?
Он главное сделал – фотографии, – сказал Леша, – Будет тебе диктовать, как Островский, а ты будешь писать,
А ты вообще помолчи. У тебя вон руки зажили. Небось и себе напишешь и Танюхе поможешь. Скажи ей еще раз спасибо, что место тебе выбила.
Спасибо, – буркнул Леша.
Спасибо будет, когда ты ей отчет напишешь.
Что она пристала с этим отчетом? Леша не знал, что ответить на причудливый протуберанец Надиной мысли. Только подумал, что поскольку эксперимент на данный момент достиг апогея, то противиться его продолжению в Москве он бы не стал. И что интересно, что и Таня не отвергла Надину мысль, а только улыбалась как невеста на выданье.
Вплоть до Москвы Соловьева его практически не беспокоила. Он не спасался бегством в соседние вагоны, безбоязненно спускался на нижнюю полку к общему столу, чтобы насладиться прихваченными в дорогу дарами юга. На пиршество подсели боковушники. В этот раз Боря Линкевич и Юрка Гончаров. Разместились по трое: молодые супруги и Гончаров с одной стороны, Леша с Таней и Боря, с другой. Прежняя подвижность пальцев не вернулась, и Леша ждал, когда Таня, сидевшая ближе к столику, нарежет ему дыню дольками. А Надя гнула ту же песню.
Танюша, ты ему дыньку режь тщательно, аккуратными кусочками, а он тебе и отчет соответствующий напишет.
Я ему за лекарство от зуба должна дольки узором расписать, – улыбнулась Таня, – Зуб совсем прошел. А то я такая трусиха.
Ну, ты с зубом в Москве не тяни. Это лекарство так, временная мера. К врачу, тем более перед Ялтой, сходить нужно.
Да? – неохотно произнесла Таня, – А я зуба и не чувствую. И капельки вроде помогают. Прямо прилив сил, – и Таня дала ему в руки сложенную вчетверо газету с аккуратно нарезанными дольками.