Вам что? – спросил он не очень любезно.
Настолько нелюбезно, что Леша обиделся: а кто он такой, собственно, чтобы ему докладывать?
А что? – произнес Леша.
Интересный диалог, – сказал молодой человек, оценивающе поглядел на Лешу, обогнул его и, спокойным заученным движением поднес руку к кнопке звонка Таниной квартиры.
Леша все понял: он сейчас занимает чужое место на коврике перед дверью. Этот коврик – уже пригретое место этого самого товарища, можно сказать, его соперника. Думал он, что на дверь укажут – вот и указали. Без слов, и так понятно. Факир был пьян и фокус не удался. Скорее, факир был излишне самонадеян. Эксперимент провалился. И понятно. Всякие волшебные напитки – бред сивой кобылы.
Будет совсем печально, вдруг испугался он, если сейчас Таня откроет и увидит их рядышком: два клоуна на манеже. Один грустный, другой веселый. И ему выпадает роль грустного клоуна. Леша не дожидаясь фиаско, ринулся вниз. Уже сбегая к первому этажу он услышал, как хлопнула дверь.
Может быть, сейчас из ее окна с веселым любопытством наблюдают, как несостоявшийся поклонник пишет синусоиды около луж? Без паники, приказал он сам себе. А что, собственно, трагического приключилось? Абсолютно ничего. Легко можно вычеркнуть из биографии и этот эпизод, и Кашевскую от начала до конца: и восточный базар, и прогулки по парку, и дольки дыни в поезде, и ее чемоданы, и санаторий под Ялтой. Он сюда и не приходил! И точка. Кто его тут видел, кроме этого хахаля да соседки этажом выше? Никто. Вычеркнуто.
В общаге Лешу ждал сюрприз. Леша отсутствовал от силы три часа, а комната волшебным образом превратилась в гнездо голубков. Глаза девушки искрились счастьем, ощущением заслуженной победы. Видно, учитывая, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, Валя мостила его блюдами. Видавшая виды столешница, вынесшая не один десяток курсовых и пулек, гнулась под кульками и свертками. Пахло чем-то домашним, нестоловским, зовущим к уюту и неземным наслаждениям. Кульки и запахи вязали Суворова по рукам и ногам, хотя в его глазах искрения не наблюдалось. Чтобы не рушить уют и наслаждения понятливый Леша торопливо собрал вещи.
Когда приходила Бирюкова, он вещи не собирал, а просто выходил на часик. Но, при таких обстоятельствах, и при таких ароматах он понял, что придется запастись сухим пайком для жизни и отчета. А найти свободную койку не проблема.
Суворов вышел в коридор следом за ним. Валю на него натравила Полина Гринблат. Она, оказалось, еще в Северодонецке дала ей адрес общаги. Полина не зря говорила, что у нее есть нюх на аморалов. Найдя Вовку, она властной десницей комсорга бросила его, как персидскую княжну, в объятия провинциалки.
Да ладно, два-три дня можно продержимся, – сказал Вовка, – А там ищи меня. Не сунется же она к моим родителям. Пусть отправляется к своим.
Вечером Лорьян позвал Лешу к девочкам на чай. Вовки не было. Причина была секретом Полишинеля. И едва Лорьян заикнулся насчет Вовки, Подзорова оборвала:
О Суворове, как о покойнике, или хорошо или ничего. Так что, давайте лучше забудем о его существовании.
А если это любовь? – сказал Лорьян.
Какая тут может быть любовь? Похоть звериная!
Ну если не про похоть, тогда давайте про Эстонию. Или про мотоциклистов тоже или хорошо или ничего?
Не нужно фарисействовать, – сказала Подзорова, – Мотоциклисты к нам не приезжают.
Может, вы им не приглянулись.
Ладно, хватит, – оборвала спор Татьяна.
Леша удивлялся. Вот как запели те, кто, благодаря именно Суворову, разъезжал с эстонскими парнями на мотоциклах, кто умилялся, как хорошо там было! Заговорили об отчетах по практике. Девочки уже сделали попытку сдать. Пока их завернули. И опять же, думал Леша, когда под рукой был Суворов, им было проще.
Леша писал отчет, в свою законную комнату не совался. И даже в коридорах ни Вовка, ни его провинциалочка не встречались. Вечером на исходе второго дня Вовка сам отыскал его. Нагрянула маман. Леша без вопросов понял, кто пожаловал. Явилась с огромным чемоданом, словно собралась тут пустить корни. С порога гнать женщину Вовка не мог. Как назло, в комнате стояла третья, как бы дежурная, кровать, Коли Киреева, который только числился в комнате, а жил у родни.
Лешино чувство белой зависти к Вовке оборвалось в один миг, как рухнувший балкон. Суворов взывал: сосед должен срочно вернуться в комнату, заявить права на жилплощадь и изгнать оккупантов. У самого Вовки рука не поднимается.