Ну, просто, как на привязи, – недовольно бурчала Надя.
Но, что поделать? Почему постоянное присутствие Тани Надю не раздражало?
Считай, что ты с Сашей, а я с Таней, – предложил такой вариант Леша. Если бы он держался ближе к Тане, было бы еще проще. Гордая Соловьева вообще бы не рыпнулась. Было бы славно, но Надя скривила губы в крайнем сомнении.
А ты спросил, как считает она? Он с Таней, вишь ли. За ней ты, мальчик, не гонись, – и добавила, напевая, – Стена кирпичная, часы вокзальные, платочки белые, глаза печальные.
Красный уголок, одновременно музей истории завода, был оформлен в виде учебного класса: учебные столы, а по стенам наглядная агитация. Замдиректора, который вел с ними ознакомительную беседу, начал с истории завода. Леша, сидевший в задних рядах за одним столом с Кашевской, видел, как Соловьева, севшая в первый ряд, стала конспектировать. Рассказывавшему это, как видно, польстило. Теперь он обращался прямо к конспектирующей девушке. Закончив рассказ о заводе, он сказал, что их поселят в только что отремонтированном общежитии. А заводских заселять в этот корпус на время их практики не будут. Потом, как нечто неприятное, но обязательное, объяснил: потому что у них уже не первый год москвичи на практике, и ведут себя так, – он поджал губы, подыскивая не особенно резкие, но точные слова, – что они не учитывают, что они не у себя дома, не берут во внимание национальную специфику. Он многозначительно замолчал, глядя прямо на Соловьеву. Он, как видно, ожидал вопросов, но никто вопросов не задавал. Леша удивился. Как их предшественники могли тут себя вести, чтобы замдиректора, совершенно европейского вида товарищ, счел важным упомянуть о национальной специфике? Что за национальная тут специфика, что о ней нужно специально говорить? Леше даже стало немного стыдно за поведение их предшественников.
Пока они дошли до общежития, зажарились. Вот вам первая среднеазиатская специфика. Общежитие оказалось небольшим, двухэтажным зданием. Пятая часть их студенческого на Соколе. Стены не менее обшарпанные, чем на Соколе. Во дворе еще остались после ремонта козлы и банки из-под краски. Ремонт вели только изнутри. Им выделили комнаты на втором этаже, а первый этаж пустовал. Национальная специфика? Практичная Надя сказала, что на втором этаже, под крышей, будет жарко. И все-таки, общежитие оставляло приятное впечатление. Оно выходило в огороженный высоким забором дворик с площадкой для развешивания белья и большой раскидистой шелковицей у забора.
Пока стояли в очереди к коменданту, многие успели сбегать посмотреть комнаты. Они, каждая на двоих, еще пахли краской. Мебель не затасканная, как у Леши в общаге, шкафы с зеркалами, тумбочки не крашенные, а под дерево, и кровати не железные, как в общаге, а с деревянными спинками. Нужно ожидать, что сетки не продавленные, матрасы не вонючие, а кухня без тараканов. Правда, нет занавесок. Лешу все удовлетворяло. Может быть, москвичам, Мендельсонам, Соловьевой, Кашевской – заводское общежитие не нравилось, но оно было, без всяких сомнений, лучше студенческой общаги.
Комната коменданта находилась на первом этаже. И снова очередь в коридоре для распределения комнат. Надя протиснулась вперед и объявила, что она имеет право поселиться с одной комнате с мужем.
Позвольте, но у вас разные фамилии, – поглядев в паспорта, возразила комендант общежития. Определенно, ей Надина ретивость не понравилась
Ну и что? – пожала плечами Надя, – С какой стати мне свою красивую русскую фамилию менять на фамилию Мендельсон?
У нас все фамилии равны, – оторвав взор от паспортов, что сунула Надя, подчеркнула комендантша, – А Мендельсон, позвольте заметить, – не такая уж неблагозвучная фамилия. Немецкий композитор Мендельсон свадебный марш написал. Раз вы недавно замуж вышли, должны бы знать.
Ну, мой муж тому Мендельсону не родня, – сказала Надя, – А ко мне, несмотря на разные фамилии, имеет самое непосредственное отношение, – и Надя кинула на молчащего мужа взгляд, требующий поддержки.
Прописки у вас разные, – выкатила новое возражение комендантша.