2 М. Ямпольский. Язык — тело — случай. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С . 287.
3 Там же . С . 290.
4 Dead Ringers. The Remake in Theory and Practice. Albany: State University of New York Press, 2002. P. 91.
5 Ibid. P. 47.
6 Ю. Цивьян. Историческая рецепция кино. Кинематограф в России: 1896—1930. Рига: Зинатне, 1991. С. 360—362.
7 См.: В. Шкловский. Роом. Жизнь и работа. М. 1929. С. 10; В. Шкловский. Поденщина. Л.: Издательство писателей в Ленинграде, 1930. С. 87.
8 Eric Naiman. Sex in Public. The Incarnation of Early Soviet Ideology. Princeton: Princeton University Press, 1997. P. 203.
9 См.: «Третья Мещанская» (Беседа с режиссером А. М. Роомом) // Кино. 1926. 14 сентября. Хотя при этом следует отметить, что картину критиковали в том числе и за бытовую недостоверность; в частности, Виктор Перцов (Советское кино. 1927. № 1) отмечал, что пролетарий не пользуется подстаканником.
10 См.: А. Роом. Кино и театр (Дискуссионно) // Советский экран. 1925. № 8.
11 См.: А. Роом. Мои киноубеждения // Советский экран. 1926. № 8.
12 П. Тодоровский: «Я понимал, что надо делать свое кино» / Беседу ведет Елена Стишова // Искусство кино. 1998. № 3. С. 9.
13 «…Дымов… был высок ростом и широк в плечах»; «Не правда ли, в нем есть что-то сильное, могучее, медвежье?» (А. П. Чехов. Собр. соч. в 12 т. М.: ГИХЛ, 1962. Т. 7. С. 52, 53).
14 Справедливости ради следует отметить, что в фильме Роома персонаж Баталова представлен подчеркнуто физиологически — в отличие от героя Фогеля (О. Булгакова. Фабрика жестов. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 157—158). То есть, помимо чеховских реминисценций, выбор физически мощного Сидихина может подкрепляться и стремлением Тодоровского как-то подчеркнуть избыточный физиологизм, существенный для героя Роома.
post scriptum
Игра в кубики. Екатерина Алябьева и Павел Черноморский
о причинах симпатий Псоя Короленко к Александру Дугину
В прошлом (2005, № 3/4) номере «КМ» был опубликован отклик известного музыканта, публициста и филолога Псоя Короленко на книгу Александра Дугина «Поп-культура и знаки времени». Рецензия на рецензию — жанр известный и популярный. Авторы этого очерка попытались дистанцированно взглянуть как на утверждения писателя, так и на податливость критика.
Впрочем, начать стоит с главного новостного повода — с книжки Дугина. По форме этот томик, выдержанный в предельно кислотной цветовой гамме, типичный представитель книжной продукции эпохи бума. Такие сборники напоминают простейшие музыкальные семплы, популярные в молодежных клубах: собираются быстро, читаются скоро, финансовую отбивку дают еще быстрее. «Поп-культура…» наполовину состоит из журналистских колонок, написанных Александром Дугиным для ведущего российского музыкального издания The Rolling Stone. Также в сборник вошли интервью, заметки и дневниковые записи, объединенные предсказуемым принципом. Во всех из них Дугин так или иначе, с той или иной степенью серьезности анализирует феномены актуальной культуры — от Тани Булановой и Валерия Меладзе до Псоя Короленко и музыкального авангарда в стиле Dark Wave, от Рене Генона (в названии книги содержится аллюзия на фундаментальный труд теоретика Консервативной Революции«Царство количества и знаки времени») до поэзии Шиша Брянского.
Книжка выпущена издательством «Амфора», и это вряд ли случайность. По оценке одного из инсайдеров издательского дела, поп-культурный Дугин неплохо ложится в тренд: еще в 2005 году издатель Вадим Назаров выпустил «1999» Ильи Стогова, позже здесь же напечатали громкий роман Павла Крусанова, в котором воскресший Сергей Курехин борется с американцами. Империя, титаны «второй культуры», попса — во всех перечисленных книгах масса общего. Роднит их и сверхзадача: дешифровка культурных кодов, культуртрегерские игры на грани пародии.
Журналистский стиль Дугина особенный, его точно не спутаешь ни с чьим другим. Колумнистская подача типологически напоминает язык сайта LiveJournal.com — рубленая структура, предельная тезисность, обилие английских фразеологизмов, которые не считается нужным переводить, эмоциональность, передаваемая чередой междометий, — так говорят о высоких материях в кафе и пивных эрудированные дилетанты — жонглируя обобщениями, или знаками. Иногда даже кажется, что Дугин специально пользуется тем «медиакратическим» арго, который в общем-то критикует. Характерная деталь: бодрый, переполненный разнообразнейшей информацией, интеллектуально-тугой стиль Дугина допускает самые бесстыдные ляпсусы. Помнится, в одной из первых работ геополитика фигурировал убийца процентщицы по имени Федор Раскольников. Спустя десять лет в «Поп-культуре» можно обнаружить «миллион», который Парфен Рогожин бросает в камин. Такие позорные ошибки, ясное дело, не от безграмотности. Тут сложнее. Дугинский текст — это интеллектуальный треп, где блеск и напор компенсирует смысл. Этот дискурс способен оглушить и сбить с толку, но в реальности за ним лишь умелое владение словом, гуманитарная эквилибристика. В сущности, Дугин занимается художественной литературой. И как писатель он действительно очень силен.