И эту дугинскую цинично-наивную идею о равенстве можно объяснить вполне объективными общественными процессами. Действительно, барьеры между стилевыми или статусными группами становятся ниже: с появлением Интернета и развитием СМИ информация и высокая культура становятся все доступнее технологически, репродукции Энгра или Босха можно купить за 100 рублей и повесить хоть в уборной, размер экономического капитала все сложнее соотносится с ценностью капитала культурного. Идеология плюрализма подавляет попытки эстетов брезгливо отгородиться от целевой аудитории «попсы», ведь сделать это можно, лишь вписав любителей «танцев-шмансов» или незатейливых речевок про любовь в свою систему культурных ценностей — расположив их на несколько ступенек ниже себя. Теперь и в России нельзя нарушать правило: «Пусть „они“ — дикари и у них маленький словарный запас, но они не хуже „нас“». Или, словами Дугина: «Мы — уроды, мы — уроды, мы — последние люди… Но люди, люди, люди…». Другое дело, что Дугин, между прочим, вовсе не равенству рад, а некой коммерческой справедливости. По его наблюдениям, уже не работают оправдания бездарности исполнителей вроде «пипл схавает». Мол, не сгодилось одним, будут «хавать» другие. Теперь-то, для того чтобы попасть в струю, необходима интуиция, моральное и эмоциональное единение с вечным, с архетипическими корнями. И в этом, как в придурковатых бурчалках Бивиса и Батхеда, есть своя сермяжная правда.
Курсивом отметим, что Дугин несколько раз открыто назвал свою книгу иллюстрацией того, как «заканчивается человечество». Почти как у Ницше — грядет царствие подлинного бытия. Некоторая злая ирония заключалась и в факте, отмеченном всеми участниками презентации «Поп-культуры» в московском клубе «Курс». За пару недель до обозначенного события скоропостижно скончался монстр российского шоу-бизнеса Юрий Айзеншпис, человек, чьи заслуги по части строительства поп-культурной реальности сложно переоценить. Дугин сказал: «Эта книга обращена к его посмертному существованию. Он сидит где-то в своем постайзеншписовском пространстве и лениво перелистывает страницы этой книги».
Согласно последним сводкам с передовой гуманитарных наук, наступает пора культурных гетерархий и множественности значений одних и тех же медиа-образов. Плюрализм победил иерархию. — Да здравствуют иерархии! Едва ли рентгеноподобный настрой Дугина суров и серьезен: в «Поп-культуре» он не теоретик и не разоблачитель. Он лишь рассуждает об интересных ему вещах. И не беда, что завтра, за кружкой пива или наводя бинокль на героев очередной захаровской постановки, он походя не сделает совершенно другие обобщения и выводы по результатам своих наблюдений. Дугин — сам вполне себе продукт постмодерна, сам себе гетерархия и кубик-рубик. Но и Псой Короленко, разыгравший перед нами трюк с Дугинской обманкой как с чистой монетой, не так прост. Кто, как не он, богема, филолог и резидент свободного киберпространства способен оценить «Поп-культуру и знаки времени» по достоинству.
книги /рецензии
Валерий Бушуев. Свет и тени: от Ленина до Путина. Борис Кагарлицкий
Заметки о развилках и персонах российской истории. М.: Культурная революция, 2006. 624 с. Тираж 1200 экз. (Серия «Роза революций»)
Название этой книги вызывает мысль о полном курсе русской истории ХХ века: «Свет и тени: от Ленина до Путина». И действительно, читатель найдет здесь все основные факты, имена, события. Однако это отнюдь не академическое исследование и не попытка написать нечто вроде нового популярного учебника — каких за последнее время предпринималось немало. Историк и журналист Валерий Бушуев не скрывает своего сугубо личного отношения к своим героям. Одним он откровенно симпатизирует, другие ему откровенно неприятны, третьих он просто пытается понять, но в любом случае старательно придерживается принципов академической добросовестности, даже когда говорит о персонажах, к которым испытывает неприязнь — например, о Сталине. Жестко критикуя репрессии 1930-х годов, разоблачая вульгаризацию марксизма «вождем народов», автор старается понять логику событий, толкавших лидера СССР к подписанию в 1939 году пакта о ненападении с Гитлером. Возмущаясь бездействием и неэффективностью кремлевского правителя в первые дни войны, он тут же оговаривается: «Сталин брал на себя ответственность и принимал мужественные, порой крайне жесткие решения без оглядки на кого бы то ни было, сумел в самый ответственный момент обеспечить единство народа. Такой решительности и способности сплотить народ во имя великой и понятной всем цели не хватало (и до сих пор не хватает) всем последующим руководителям страны» (с. 208). Точно так же, когда речь заходит о «Большом терроре» 1937 года, автор не просто пишет об ужасах лагерей, но и показывает, как эти ужасы были полвека спустя цинично и конъюнктурно использованы неолиберальной публицистикой, которая умудрилась многократно преувеличить и без того огромное число репрессированных.