Пора было отправлять пацанов на родину — крутить волам хвосты, город им не шел на пользу. Жир, кстати, называл их «волоебы» — за глаза, конечно.
Приняв по сто пятьдесят водочки, пацаны оживились, хотя слегка притормаживали, на всякий случай я повторял все по два раза:
— Тут дело есть. Есть дело. Рубануть лавэ.
— Когда?
— Завтра утром. Завтра.
— Хуево. Лучше прямо сейчас.
— Лучше утром — лохи на расслабухе. Жираф работу подогнал. Делюга простая. Но надо сделать красиво. Сделать красиво.
— Жид! — рявкнул Гвоздь, Вася заржал.
— Какая разница, и вообще, хватит ржать, вы ж не на курорте. Кто дохуя смеется — потом будет плакать.
— Наебет, — это уже Вася сказал, утвердительным тоном.
— Ну, сильно не наебет, да один хуй, другой работы нет.
— А что там?
— Один жид купил хату у других жидов, а они не съезжают. Тормозят.
— От, бля, жиды, ебать их в рот по нотам. — Гвоздь порозовел, пришел в себя от водочки и выражался красиво, как на пересылке.
— Короче, завтра в семь за вами заеду. Не нажирайтесь.
— Да загрызем нахуй. — Вася уже настраивался на завтрашнюю акцию.
— Надо вежливо предупредить, что если к вечеру не съебутся — хуй доедут в свой Израиль.
Вася и Гвоздь заржали, как всегда, когда слышали «жиды» или «Израиль». У них, в Карпатах, еврейский вопрос был давно решен, еще при немцах.
В половине восьмого мы стояли возле объекта. Губа у бизныка была не дура, тихий район, центр города, сталинский дом, второй этаж. Вечером я облазил здесь все, проводил рекогносцировку.
— Василий, пойдешь через дверь, там телефонный провод — вырвешь. Спросят кто — скажешь, новый сосед, снизу, кухню заливаете.
— Не откроют, — буркнул Вася.
— Гвоздь откроет. — Я обращался уже к Гвоздю: Ты полезешь по дереву — видишь, прямо к балкону ветка, залезешь?
— Не хуй делать.
— Залезешь и откроешь Васе двери. Только смотри, чтоб не было как с Муриком.
Мурик сидел, не повезло. Сам виноват, впрочем, дохловат был, в спортзал не ходил. Он был первым на захвате, похожая операция. Дверь ему открыли, он сразу ломанулся на кухню, вглубь квартиры, хозяин захлопнул дверь, а пацаны замешкались на секунду. Потерпевшие забили Мурика сковородками и сдали мусорам, получил шесть лет.
— Ну я ж не такой лох. Нож есть?
— На. — Я достал из дверей «восьмерки» огромный кухонный нож.
— Пошел я. — Вася с трудом вылез из машины и потопал в парадное.
Гвоздь снял футболку, небрежно бросил на машину, взял нож в зубы и полез на дерево. «Остров сокровищ», Израэль Хендс, только масти не морские, а лагерные. На плече — эсэсовский погон, ну и остальное все в стиле «Карты и Гестапо».
Гвоздь уже почти добрался до балкона, когда дверь распахнулась и на балкон выскочила тетка звать людей на помощь. Видно, Вася начал лупить ногами в дверь, телефон не работает, курятник в панике… Увидав худого как смерть человека с огромным ножом в зубах, тетка метнулась обратно, оставив балконную дверь открытой.
Это была ошибка.
Гвоздь перелез на балкон, сплюнул нож в руку, пригнулся к земле, как под обстрелом, и юркнул в хату.
Через пару минут, точнее — через четыре, дверь парадного открылась, вышел Вася. Выглядел он колоритно — мятый красный пиджак, строгое, даже скорее угрюмое выражение лица, в руках два чемодана, обмотанных скотчем. За ним — полуголый Гвоздь, весь в синюю свастику, с чемоданом и ножом в другой руке. Глаза у него были желтые, совершенно безумные. Я уже стоял у машины, движок не глушил, открыл обе двери, «восьмерка». Гвоздь рванул на мою сторону, его чемодан я в машину не взял.
— Ты что, охуел, брось нахуй!
— Нахуя?
— Блядь, брось, убью!!!
Не споря, Гвоздь бросил чемодан и полез в машину. Вася тем временем закинул чемоданы на заднее сиденье и залез сам, выволакивать их не было времени.
Так и поехали — с вещдоками, как любители.
По дороге пацаны кратко обрисовали ситуацию — муж, жена, полумертвый дед и малолетка — дочка. Попадали на пол, просили не убивать. Им сказали — нахуй с квартиры, а в залог взяли чемоданы, жидам доверять нельзя.
Выгрузив разбойничков на хате и запретив им открывать чемоданы до моего возвращения, поехал я встречаться с Жирафом.
Предстояло получить деньги — не самое простое дело, если Жир рассчитывается.
Попытка перенести стрелку на завтра не пролезла, я настаивал на немедленном расчете. Жиды могли заявить мусорам или просто забаррикадироваться и не съехать — хуй бы я деньги получил.