Конверт Жир начал рвать на лестнице — и вдруг неожиданно остановился, положил его в карман и рванул наверх, в офис, со словами «в парашу схожу».
Через пару минут появился, мы упаковались в его «девятку» и отъехали.
— Что там с деньгами?
— Здесь. — Жир вытащил конверт и вынул деньги. Девять купюр. Четыреста пятьдесят баков.
— Ты ж говорил — пятьсот?
— Я не говорил. Я сказал «около пятиста», конкретно я не договаривался.
— Странно, что четыреста пятьдесят. Цифра не круглая.
— Я же при тебе конверт открывал! — абсолютно естественно возмутился Жираф.
— Ну, хуй с ним.
Открывал он не при мне, и полтинник точно спиздил, если его сейчас потрусить — найду, скорее всего, в носке.
Но толковой работы было мало, лето, в бизнесе застой, а Жир постоянно подкидывал подобную мелочевку. Самое главное, он это понимал не хуже меня и точно рассчитал планку моей скандальности. Если бы не хватало сотки — я б обвинил его в крысятничестве, обшмонал, нашел бы сотку и страшно обхуесосил. А то и дал бы пизды, но это уже было чревато — Жир мог и отомстить за рукоприкладство, начинали мы вместе, на базаре, он был при понятиях.
— Жир, возьми себе сотку.
— Почему сотку? В равной доле, сто двенадцать баксов.
— Блядь, мы ж рисковали как.
— Ну, так вы же там и пограбили, я долю не требую.
— Да что там может быть, в чемоданах, — битые кишки и семейный альбом, раз деньги за хату уже в Израиле.
— Хорошо, сотку — так сотку, мне много не надо.
Согласился он неожиданно быстро, я только укрепился в своих подозрениях. В следующий раз оговорю цену заранее и задаток возьму.
На хате меня не сильно то и дожидались, чемоданы, конечно, уже выпотрошены. Пора было пацанов репатриировать, наглели, для них же лучше, дольше проживут. Слегка отматерив их за самоуправство, я выдал им по пятьдесят долларов.
— По полтинничку, и кишки ваши.
— Блядь, жиды! — Гвоздь стал причитать, как еврей на молитве.
— Я ж чуть с дерева не наебнулся, и за все — полтинник, жиды ебучие, ну его на хуй такие работы!
— Да не гони, ты, полтинник за пять минут — нормально.
— А что, есть лучше работа? — Вася сохранял благоразумие, трезвым он вообще был почти нормальный и пиздел лишнее, только накатив водочки.
— Мало денег! А в чемоданах — говно какое-то бабское. Ношеное! Ну и альбом с фото — одни жиды.
— Все нормально. — Вася, оказывается, уже составил план на вечер. — Знаю двух дур, с Житомира, малолетки, работают, снимают хату, тут рядом. Сегодня с ними повисим. Я давно договорился, но они без лавэ не ведутся. А так лавэ только покажем и не дадим. Кишки подарим, это наверно, той сцыкухи, дочки жидовской, моднячие кишки.
Выслушав Васин план, я попрощался и пошел на выход.
Что скажут житомирские проститутки после расчета вещами, я уже знал.
Святая Лена
Лена Петрова была проституткой и алкоголичкой, в свои двадцать с хвостиком. С таким именем-фамилией в 93-м году рассчитывать на большее было глупо. Жила Лена на Лесном, и дом был возле леса, в подъезде жили бомжи, в соседях — цыгане, и тусовалась с одной девушкой, Таней, кажется, — она путалась в именах, с той я познакомился в Чехии, в 91-м… Проститутки любят создавать группы, артели, знакомятся «на теме», потом поддерживают знакомство, а потом втягивают всех более-менее валидных одноклассниц, соседок, родственниц.
Таня ходила по улицам в латексной миниюбке, чулках с подвязками и на огромных платформах, парик еще, но это было позже, в середине 90-х.
Таня была яркой личностью, работающей бандершой, молодой мамкой.
Так вот, Таня и привела эту Лену, миловидную сероглазую девушку, в платочке и с закрашенными тональным кремом синяками у переносицы и под глазами, такие бланжи появляются, если сильно ударить по голове, признаки сотрясения мозга.
В то время граждане приспособились к бандитизму, как приспосабливаются ко всему местному, не принесенному на штыках оккупантов. Редко у кого не было родственника в банде, или не родственника, а знакомого, или знакомого знакомых, короче, как с проститутками — на одного самого мелкого бандита человек триста сочувствующих, которые могли к нему обратиться.
У Лены был какой-то сожитель, сейчас про таких говорят «прикольный штрих», но тогда, в грубое время, слов таких не знали, и для краткости я заочно окрестил его ебуном. Так мы называли всех гражданских, с которых получить что-либо материальное было невозможно, из-за отсутствия активов, но и вреда принести они тоже не могли. От обычного васи, лоха, ебун отличался тем, что портил жизнь — вот, например, как с этой Леной.
Лена содержала его и себя, правда на минимальном уровне — работу свою она не любила, и еблась, только чтоб хватало на хлеб-воду, ну и на водочку, святое. Может, ебун был максималистом в душе, а может быть, Лена его утомила, не знаю, но повел он себя не конструктивно.
Ссора произошла из-за гречневой каши. Все свободное время Петрова была слегка под газом, перебирать гречневую крупу так же, как перебирали ее наши матери и бабки — тщательно, она не могла. Может, для кого-то пара черных зерен в тарелке — хуйня, не стоящая внимания, но максималист был не прост.
Ударив Лену по голове и по лицу утюгом, два раза, он постриг ее, точнее — выстриг ножницами проплешину, с ладонь.
Налысо обрили ее уже в больнице, когда зашивали.
Заявления в мусарню Лена не написала, да и мне не жаловалась, сидела себе в платочке, как попавшая под бомбежку сестра милосердия.
Рассказ, в лицах исполненный Таней (она даже пару раз махнула сумочкой, как утюгом), меня особо не впечатлил, все были живы-здоровы, так, обычная бытовая ссора.
Тем более, тянуть мазу за хуну запрещали понятия.
Вот здесь как раз и вмешалось лавэ, девушки собрали, и хуна превратилась из презренной проститутки в невинно пострадавшую женщину.
Дальше не интересно и слегка криминально, не ради этого написано.
Лысая зеленая девушка, Лена Петрова, она не просила выбить ебуну глаз, отрезать ухо или поломать ногу.
— Нельзя ли с ним поговорить, чтобы он больше так не делал?
Святая душа, живи сто лет.
тема/ новая классика: Леонид Аронзон
Миф и наследие.Данила Давыдов о Собрании произведений Леонида Аронзона
Леонид Аронзон. Собрание произведений. В 2 т. Сост., подг. текстов и примеч. П. А. Казарновского, И. С. Кукуя, В. И. Эрля. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2006. Т. 1: 560 с.; Т. 2: 328 с. Тираж 2000 экз.
Настоящее — долгожданное! — собрание произведений Леонида Львовича Аронзона (1939—1970) без всяких скидок должно быть признано образцовым. В первую очередь благодаря текстологии данного издания. Давно велись разговоры о насущной необходимости «полного» Аронзона; зная, сколько лет и с какой тщательностью составители (особенно подчеркну роль Владимира Ибрагимовича Эрля) готовили это собрание, я никогда не сомневался в том, что оно осуществится, но — не сразу. Сам масштаб текстологической работы объясняет неспешность издательской судьбы аронзоновского наследия.
В самом деле, Аронзона нельзя счесть самой неизвестной фигурой русской неподцензурной поэзии. Непрочитанной — может быть, хотя и это не очень верно (предисловие Петра Казарновского и Ильи Кукуя в сноске к первой же странице содержит изрядную библиографию написанного об Аронзоне). Все, причастные к этой стихотворной культуре, всегда понимали центральное место Аронзона в определенной системе координат. Было несколько книг, либо слишком лаконичных, либо не очень удачных по конструкции. Были публикации в различных антологиях. Наконец, был миф, но миф, в отличие от других мифов, подкрепленный определенным корпусом текстов.
Но все равно выход этого двухтомника трудно переоценить. Аронзон теперь вписан в научную историю русской литературы — так что постороннему, не вовлеченному в неподцензурную традицию исследователю не придется доказывать необходимость внимания к наследию Аронзона. Ценность любого удачного научного издания того или иного автора — в его четком позиционировании как классика.