уважаемым поверенным. До войны некоторые его клиенты продолжали тайно консультироваться с ним:
советы Феликса Гершеля всегда составлялись тщательно и грамотно. Он знал, что можно, а
что нельзя делать даже после аншлюса.
Взамен он получил золотые монеты, которые его жена пришила под пуговицы на
поясе Лоттхена. Когда она добралась до кузины Минны, маленькая Лоттхен осторожно написала: « Хьюго, Кете и я
в безопасности». У меня остались все пуговицы. Я люблю тебя и скучаю по тебе, Опа . Минна была бы так же велика, как и нацисты, чтобы украсть небольшой клад, который Феликс предназначил для выживания своей внучки; в сообщении говорилось, что ей удалось сохранить свое наследие.
Перед началом войны Феликс пытался убедить своих богатых клиентов платить ему визами куда угодно, в Аргентину, на Кубу, даже в Иран, но они не испытывали к нему такой любви, чтобы потратить свой собственный запас государственных услуг на какое-то время. От имени еврея.
Когда герр Гершель стоит в дверном проеме, вращая руками, появляется почтальон. В наши дни в Леопольдштадт или из него отправляется так мало почты, что приход почты - это всегда повод. Его сердце бьется быстрее: возможно, что-то от внучки. После войны они получили от нее два письма, двадцать пять слов при посредничестве Красного Креста и до сих пор подвергаются цензуре. Они не знают, дошли ли до нее их собственные письма или нет.
Для его семьи ничего нет, но у почтальона есть письмо из Америки, адресованное мисс Мартине Сагинор, улица Новара 38А, Вена 2, Австрия. Герр Гершель несет его наверх. Письмо из Америки несет в себе столько возможностей, что он едва дышит.
Феликс показывает письмо Шарлотте, которая, наконец, встала, расчесала свой длинный водопад волос, наколола им голову и раскидывает их постельные принадлежности над двором. Она кивает, и он помогает ей заменить тонкое одеяло. Она вынимает шпильку из заплетенной в спираль косы и разрезает конверт.
Это официальный правительственный документ, но не виза, о которой они молились. Патент США D124603 на ферромагнитное устройство, которое может хранить данные. Эскиз, который Фройлейн Мартина представила вместе со своим заявлением два года назад, прилагается к гранту, срок действия которого истекает через семнадцать лет с даты выдачи.
Феликс не может заставить себя взглянуть на жену, но она сжимает его руку. «В конце концов, - говорит она, - если бы это была виза, как бы мы могли покинуть Вену с нашей дорогой Софи где-нибудь в Европе и попали в беду?»
53
ПРИЛОЖЕНИЕ-УБИЙЦА
L
ОТТИ БЫЛ ОЧЕНЬ бледным. Когда мы дошли до угла Новарагассе, она остановилась, зажмурив глаза. Последний раз она видела эту улицу рано утром, когда ей было девять лет, когда отец проводил ее, ее брата и плачущую Кете Сагинор до вокзала. Полиция, которая уважительно относилась к ней во время этого визита, воткнула штыки в ее плюшевого мишку, чтобы убедиться, что ее семья не прячет в нем драгоценности.
«Хорошо», - сказала она наконец, открыв глаза и глубоко вздохнув.
Герр Лаутманн встретил нас у въезда на Новарагассе 38А. Он был из отдела общественных работ, человек, который выдал разрешения и рабочие выкапывать булыжник во дворе.
Макс нашел Лаутмана после того, как я объявил о своем намерении полететь в Вену искать патент Мартины. Макса позабавило: «Вена - это не Чикаго, Виктория. Нельзя внезапно появиться у здания и начать разбирать булыжник. Вам нужно разрешение, вам нужен чиновник, наверное, два-три чиновника. Не показывайте консьержу свой пистолет и не воображайте, что он или она захочет вам помочь ».
«Я способен на хитрость, Макс», - ответила я с достоинством.
«Я уверен, что да», - сказал он. «Я надеюсь, что однажды вы мне его покажете. Для этого вам понадобится кто-то вроде меня, который говорит по-немецки и знает, как управлять лодкой через множество бюрократических замков ».
Макс начал рассылать электронные письма и звонить по телефону, пока не связался с герром Лаутманном. Процесс, который мог занять месяцы или годы, был сжат до нескольких недель благодаря связям Макса в кругах беженцев и переживших Холокост.
Пока Макс делал все приготовления, как для поездки, так и для раскопок, я обратил свое внимание на укрепление отношений с клиентами, которыми пренебрегал.
Я также отвечал на множество вопросов прокурора штата округа Кук. Когда я предположил, что труп в каретной будке, вероятно, принадлежал Гертруде Мемлер, они связались с ФБР. Федералы были в восторге: они охотились на Мемлера пятьдесят лет. Проблема была в том, что ни у кого не было образцов ДНК для сравнения.
Разъяренной частью недель после Тинни была моя неспособность убедить прокурора штата обратить внимание на роль Брина в смерти Юлиуса Дзорнена или на мое собственное заключение его приспешниками в подвале под кухней каретного двора.
Агентство SA заявило, что смешно думать, что глава такой компании, как Metargon, которая в прошлом году выплатила восемь миллионов государственных подоходных налогов, будет причастен к преступлению, которое я описываю. Что касается человека, Дердона, мистер Брин дал понять, что его сбили с толку несколько чрезмерно усердных агентов национальной безопасности, когда Дердон искал пропавший компьютерный код.
«Восемь миллионов налогов, но двести тысяч взносов на избирательную кампанию, что для вас больше, - отрезал я. «Будет ли Брин и дальше пытаться убить Мартина Биндера, или молодой Биндер сможет мирно заняться своими делами?»
Помощник прокурора штата посоветовал мне поменьше говорить. Г-н Брин принес официальные извинения за то, что заподозрил Мартина Биндера в попытке продать закрытый код. Если Метаргон был готов оставить все в покое, я бы тоже оставил все в покое.