Дом был старым и рушился. В большинстве окон стекла были разбиты или выбиты. Кто-то прибил к ним фанерные плиты, но не приложил особых усилий: в некоторых местах дерево свободно раскачивалось, закрепленное всего парой гвоздей. За фанерой кто-то набивал разбитые стекла кусками картона или рваной ткани.
У стального забора наверху были вращающиеся шипы, чтобы отпугнуть злоумышленников вроде меня. Знаки предупреждали о сторожевых собаках, но я не слышал ни лая, ни сопения, пока шел по периметру.
Спереди дом был близко к забору и дороге, но сзади забор закрыл большой участок земли. В углу обрушился старый сарай. Рядом с сараем была вырыта гигантская яма, заполненная отбросами и воняющими химикатами. Кувшины, аэрозольные баллончики с растворителем и все прочие приспособления для метамфетаминной операции боролись с кофейной гущей и куриными костями, создавая сильный зловоние.
Именно за сараем я нашел нужное отверстие. Кто-то был там до меня с тяжелыми стальными ножами, вырубая кусок забора шириной, достаточной для проезда машины. Порезы были недавние, сталь по острым концам блестела, в отличие от тускло-серого остального металла. Когда я проходил между порезами, кожа на моей шее покалывала от чего-то большего, чем от тепла. Мне жаль, что я не взял с собой пистолет, но я не знал, что иду в наркопритон, когда уезжал из Чикаго.
Тот, кто разрезал забор, поступил и с задней дверью таким же экономичным способом, выбив ее так, что она повисла на одной петле. Запах, исходивший из открытой двери - металлический, как железо, смешанный с гниющим мясом, - было слишком легко распознать. Я натянул рубашку на нос и осторожно заглянул внутрь. Прямо за дверным проемом лежала собака с распахнутой грудью. Что-то крупнокалиберное сбило его с ног, когда он пытался защитить неудачников, с которыми жил.
«Бедный старый ротвейлер, твоя мама никогда не хотела, чтобы ты охранял приют для наркоты, не так ли?» Я прошептал. «Не твоя вина, мальчик, неправильное место, неправильное время, неправильные люди».
Мухи были заняты его ранами; концы его ребер были уже обнажены, белые пятна под черным слоем засохшей крови и мышц. Насекомые вырезали ему глаза. Я почувствовал, что мой обед начал подниматься, и успел спуститься по ступенькам, чтобы меня вырвало в яму у сарая.
Я вернулся к машине на шатающихся ногах и рухнул на переднее сиденье. Я выпил воды из бутылки, которую принес с собой. Он был горячим, как воздух, и на вкус был резиновым, но немного успокоил мой желудок. Я сидел несколько минут, наблюдая, как фермер двигается вверх и вниз по отдаленному полю, вокруг него клубится пыль. Он был слишком далеко, чтобы я мог его услышать. Единственный звук исходил от ветра в кукурузе и вороны, кружащие над ним.
Когда мои ноги и живот успокоились, я взял с заднего сиденья большое пляжное полотенце, которое использую для своих собак. В сундуке я нашел старую футболку, которую я разрезал, чтобы повязать ей на нос и рот. Вооружившись этой самодельной маской, я вернулся в дом. Я помахал полотенцем достаточно сильно, чтобы сместить большинство мух, затем накрыл собаку.
Когда я перешагнул через его тело, он попал в адскую кухню. Покрытая шрамами деревянная клетка, когда-то выкрашенная в белый цвет, была заполнена баллончиками со стартовой жидкостью, очистителем слива, банками, частично заполненными уродливой жидкостью, пипетками, ингаляторами Викса и галлоновыми кувшинами с надписью «соляная кислота». Над домом был сооружен импровизированный лабораторный колпак с вытяжной вентиляцией. Наполовину погребенные в грязи были несколько промышленных масок для лица.
Кто бы ни выбил дверь ногой, он также сорвал линолеум с пола и приподнял несколько гниющих досок под ним. Я присел на корточки и направил фонарик в отверстие между открытыми балками. Водонагреватель, печь стояли на земляном полу подо мной, но, насколько я мог судить, трупов не было. Прохладный воздух поднимался из подвала вместе с запахом листовой плесени, который казался здоровым по сравнению с химическими веществами вокруг меня.
Я выпрямился и осветил комнату светом. Трудно сказать, какая часть разрушений была вызвана убийцами собак, а какая - туземцами.
Я перешагнул через кувшины, которые были сбиты с пола, обошел пару вставных обогревателей и вошел в комнаты за ними.
Это был старый фермерский дом с передней комнатой, которая когда-то была обычной гостиной, судя по остаткам декоративной плитки вокруг пустого камина. Они были вынуты из камина и разбиты. Кто-то приставил к старому рулонному столу стрельбу по мишеням. Разъяренная рука разбила ящики и разбросала бумаги по полу.
Я наклонился, чтобы посмотреть на них. Большинство из них были просроченными уведомлениями от округа по уплате налогов и вывозу мусора. Публичная библиотека Палфри хотела получить копию « Унесенных ветром», которую Агнес Шлафли проверила в 1979 году.
Обрывки фотографий - это все, что осталось от жестоко испорченного альбома. Когда я бросил его обратно в кучу металлолома, он сместил одну целую фотографию. Это была старая фотография, выбеленная и покрытая шрамами из-за того, что она находилась в мет-хаусе, на которой было изображено около дюжины людей, собравшихся вокруг большого металлического яйца, балансирующего на гигантском треноге. Это было похоже на мультяшную версию капсулы, приземлившейся из космоса, но группа вокруг нее смотрела в камеру с торжественной гордостью. Посередине сидели три женщины в длинных юбках и туфлях на толстом каблуке 1930-х годов; За ними стояли пятеро мужчин, все в куртках и галстуках.
Я нахмурился, гадая, что это за металлическое яйцо. Трубы проходили через него; возможно, это был прототип машины для перегонки коровьего молока в охлаждаемое хранилище. Просто потому, что это было странно, я засунул его в сумку.
В соседней комнате стояли пара карточных столов и несколько стульев со сломанными спинками. Пустые коробки для пиццы, куриные кости и миска с хлопьями, на которой росла плесень: я видел это как натюрморт Bosch.