Не менее меня озадачило поведение Юлиуса Дзорнена. Он полностью обескуражил меня тем, приходил ли Мартин повидаться с ним перед исчезновением, что заставило меня поверить, что да. Спросить его - что? Что мог сказать Мартин, что заставило бы его двоюродного дядю - если Джулиус действительно сводный брат Китти - замолчать?
Столь же загадочным было то, что сорвало с рельсов Джулиуса пятьдесят лет назад, настолько, что он бросил школу и чуть не упал в обморок при виде детектива. Ему было семьдесят три или четыре года. Что-то в его подростковом возрасте или когда ему чуть за двадцать.
Я остановился на заправке в Ирвинг-парке и нашел телефонный номер его сестры Герты. Герта Дзорнен Колонна. Я начал набирать номер, но заколебался; Я хотел, чтобы она меня увидела, и так легко сказать «нет» и закончить разговор, когда ты говоришь по телефону. Кроме того, сотовый телефон с ревом грузовиков по ближайшей скоростной автомагистрали был рецептом неудачной связи.
Я проехал до Голд-Коста, тридцать миль по дороге от бампера до бампера. Я нашел место для парковки возле дома Герты, квартиры одной из великих княжон Чикаго, которые выходят на Лейк-Шор-Драйв на восток. Они выходят окнами на озеро и пляж на Оук-стрит, с ипотекой, на погашение которой такой женщине, как я, потребовалось сто тридцать пять лет.
Я закоченел после долгой поездки. Накормив четвертаки в автомат по продаже билетов - двадцать пять за час - я пошел в маленький сад, отделяющий герцогинь от пляжа, и расправил плечи. И подумал, как пройти мимо швейцара Герты Дзорнен.
ИННСБРУК, 1942 г.
Галька в бездонном колодце
Осле МЕСЯЦЕВ
холод и голод, все заключенные видят галлюцинации. Тарелки с красивой едой оказываются вне досягаемости. Родители и старые любовники смешиваются с лицами других заключенных или даже охранников. Старые враги появляются в тени на стенах пещеры.
Однажды Мартине кажется, что она видит своего школьного профессора математики герра Паппа, изучающего ее работу.
«Но ты слепой», - говорит она вслух.
Охранник вытаскивает короткий хлыст, который они все несут, и щелкает им достаточно сильно, чтобы раздался свист. «Я прекрасно тебя вижу, ленивая пизда. Никаких разговоров с другими заключенными ».
Она пытается измерить чистоту куска углерода, но руки у нее слабые от голода. Холод и сырость в пещере также влияют на равновесие, так что установить правильный вес практически невозможно. Когда она возвращается к задаче, стоявшей перед ней в последний раз, она видела, что к ней подходит герр Папп.
Она побывала в его обшарпанной трехкомнатной квартире недалеко от Фольксгартена, когда он наконец ответил на ее письмо. Ему потребовалось так много времени, чтобы ответить, что она подумала, умер ли он, или думала, что она пишет для шутки: он был саркастичным профессором, унижая девочек в своих классах. В ответ несколько студентов курса Мартины прислали ему цветочные любовные письма, подписанные именами певцов кабаре или танцоров в опере.
К тому времени, когда она написала ему, она была полноценным исследователем в Institut für Radiumforschung, хотя она не могла позволить себе бросить свою дневную работу, преподавая физику и математику в Technische Hochschule.
Когда она прибыла в квартиру герра Паппа, наверху лестницы ждала экономка. Женщина не признала «Grüss Gott» Мартины, за исключением того, что указала на открытую дверь, морщинки неодобрения глубоко заросли вокруг ее рта.
Герр Папп не встал, когда Мартина подошла к нему поздороваться. По старой привычке, прежде чем сесть на стул рядом с его собственным, она сделала ему реверанс - правда не более изящно, чем сделала для фрау Гершель двадцать пять лет назад.
Тонкий голос герра Паппа с его саркастической интонацией не изменился. «Ах, да, вы были той молодой леди, которая всегда так тщательно решала свои задачи. Я помню, ты сидел так прямо, что я иногда задавался вопросом, не завязала ли твоя мать спинку под твоей курткой. И ты все еще в вертикальном положении. Пожалуйста, сядьте так, чтобы ваш голос был на моем уровне ».
Только когда она села, Мартина осознала, что он слепой. После того, как домработница налила им чаю, женщина села рядом с ним, направив его руку к чашке, положив кусок торта на вилку, убедившись, что он владеет вилкой, прежде чем отпустить ее, вытирая переднюю часть его руки. потрепанный пиджак, когда он пролил чай или торт.
Должно быть, экономка написала ему ответ: Мартина была удивлена округлыми аккуратными буквами, а не острым шрифтом в записях, который раньше показывал ей более экономичный способ решения проблемы.
«Я никогда не думал о вас как о молодой девушке, которая навещает пожилых или немощных», - сказал герр Папп. «Вы показались мне целеустремленным человеком, который, скорее, похож на гипотенузу, выбирая кратчайшее расстояние между ее нынешним местоположением и целью».
Его слова так тревожно перекликались со словами ее матери, что Мартина на мгновение заставила замолчать. Не то чтобы фрау Сагинор когда-либо ссылалась на гипотенузу, но ее ярость против одержимости ее дочери математикой и наукой всегда была в своей основе: Мартина была эгоистичной, легкомысленной, ее желания превосходили потребности окружающих.
Фрау Сагинор питала поток надежд, что Мартина может провалить экзамены, шквал требований, чтобы она бросила учебу и устроилась бухгалтером или продавцом. «Это поможет положить еду на стол и заплатить за лекарства для папы».
Это было, когда Мартине было семнадцать. Папа был на ранней стадии туберкулеза, каждый день откашлялся так много крови, что было трудно понять, как его тело могло производить больше. Но даже в своей слабости папа снова и снова говорил Мартине, что хочет, чтобы она была в школе. На столе рядом с кроватью он хранил те ее сочинения и наборы задач, которые были отмечены отметкой «100 из 100» или «Первая премия по математике». Вплоть до последних нескольких дней своей жизни он читал их в долгих ночных дежурствах, когда не мог уснуть.