Герта была как минимум на десять лет старше своего брата. Ее белые волосы торчали из головы, как средневековая прядь, показывая такой же высокий лоб, как и у ее брата, и такие же круглые светлые глаза. Ее платье цвета хаки было скроено в стиле свободного кроя, но ткань была мягкой, из тех, что красиво драпируются и приносят пару долларов в близлежащих бутиках на Оук-стрит.
«Со мной все будет в порядке, Гордон», - сказала она швейцару. Он неохотно ушел, сказав ей, что не закроет внешнюю дверь, чтобы слышать ее, если ей понадобится помощь.
Слегка прихрамывая, Герта провела меня через арку в свою гостиную, ту, которая выходила на озеро. Уже были сумерки; можно было увидеть ходовые огни лодок на воде. Герта села на мягкий белый диван. На такой мебели мог сидеть только очень чистый и аккуратный человек.
Она бросила на меня тревожный, почти испуганный взгляд, затем отвела взгляд на стеклянный этажер, полки которого были заполнены фотографиями. Это был непроизвольный косой взгляд, как будто она боялась за сохранность снимков. Конечно, это заставило меня остановиться, чтобы осмотреть их, прежде чем я сел.
Большинство из них были современниками, детьми, внуками - дочерью с тремя детьми, унаследовавшими семейный высокий лоб с высоким куполом. Сын, похожий на рыжеволосого мужчину на свадебном фото Герты. Также было несколько старых фотографий: на нескольких изображены две маленькие девочки в коротких платьях с короткими рукавами, популярные в 1920-х и 1930-х годах, маленькие девочки, сидящие на пони, маленькие девочки и гигантская гончая, следующие за своей матерью. Обе девочки и мать были вооружены винтовками. Я взглянул на Герту: она могла быть сейчас хромой и пожилой, но она умела стрелять.
Мое внимание привлекла фотография Дзорнена в белом галстуке, кланяющегося королю Швеции. Рядом с ней стояла его настоящая Нобелевская медаль, прикрепленная к темно-синему бархату в неглубокой коробке. Я наклонился, чтобы посмотреть на него. У этого приза есть аура, но не из-за золота, хотя оно светилось в затемненной комнате. Я предположил, что это был тот храм, о котором упоминал Юлий.
Герта позади меня громко кашлянула. «Вы сказали, что говорили с Юлием о нашей семье».
Я выпрямился и присоединился к ней у окна. В углу стояло трубчатое кресло из черной кожи с хромированными подлокотниками. Я пододвинул его к ней - я не хотел оставлять грязь, пот или что-то человеческое на белой обивке.
«Да, я ходил к нему насчет Мартина Биндера. Бабушка Мартина наняла меня, чтобы я нашел его, и я знаю, что вы знали ее в Вене. Когда-то она была Кете Сагинор ».
Она втянула воздух. «Почему она сказала тебе прийти ко мне? Я имею в виду нас? "
«Она этого не сделала», - сказал я. «Но истории ваших семей пересекаются; ее мать была ученицей вашего отца. Мисс Биндер думает, что он был ее отцом ».
«Она говорила тебе эту ложь?» Герта связала пальцы узлом, что напомнило мне Китти, скручивающую кабели в своем тяжелом свитере.
"Это ложь?" Я попросил.
"Конечно, это является. Кете была ужасным ребенком. Она делала все, чтобы привлечь внимание, и, став взрослой, она оказалась почти такой же. Это правда, что ее мать была одной из учениц Папы; он очень высоко ценил ее работу, по крайней мере, сначала. Но Кете… Китти, я полагаю, теперь она называет себя. Моя сестра Беттина и я терпеть ее не могли. Иногда нам приходилось с ней играть, когда семьи из Institut für Radiumforschung собирались вместе на прогулки или на новогоднюю вечеринку. Кете была моложе нас, так что мы все равно не хотели бы с ней играть, но она была такой злой девушкой, настолько склонной к истерикам, что мы убегали в парк, когда видели ее приближение ».
Она смотрела на меня свирепыми глазами. «Перед войной, когда мы жили в Вене, папа иногда беспокоил себя печальной судьбой фройлейн Сагинор. Я думаю, он пытался заботиться о Кете, потому что беспокоился о ее матери, о том, что у него мало стипендий и что он мать-одиночка. И Кэте исказила это, заставив думать, что он ее отец! »
«Мне сказали, что мисс Биндер приехала в Чикаго, чтобы увидеть вашего отца, что, по мнению мисс Биндер, он знает, где находится ее мать».
«Фройлейн Сагинор не пережила войну», - сухо сказала Герта. «Если Юлий сказал вам иное, то это потому, что ему нравится издеваться над людьми».
«Юлиус вообще не упомянул фройлейн Сагинор, - сказал я. «Он сказал, что вы всегда были расстроены присутствием мисс Биндер в вашей жизни».
«Война закончилась десять лет назад», - прошептала Герта. «Мы были уверены, что Кете мертва. Когда она внезапно появилась здесь, в Чикаго… Папы, конечно же, не было. Он всегда был, уезжая в Вашингтон или Беркли, даже несмотря на то, что его здоровье было неважным ».
"Когда это было?" Я попросил.
«Я помню это как вчера. Вероятно, когда я, наконец, умру, этот день будет моей последней мыслью, не о свадьбе и не о внуках, а о том, что мама позвонит мне и сообщит, что Кете приехала и создает самую тревожную сцену во всем районе. Джулиус жил дома, но учился в классе в университете - Чикагском университете. Это было до того, как он бросил учебу, хотя, вероятно, его бы выгнали из-за того, что он все проваливал ».
- Значит, Юлиус развалился не из-за внезапного прибытия Китти Биндер? Я сказал.
«Он никогда не обращал на нее внимания», - горько сказала Герта. «Он разваливался на части в течение нескольких лет, прежде чем она появилась, чтобы разрушить наши жизни. Он всегда высмеивал Беттину и меня за то, что он называет острой реакцией на Кете. Если бы он был дома этим утром, он мог бы понять мою точку зрения.
"Что она сделала?" Я попросил.
«Мама была дома одна. К тому времени мы с Беттиной были женаты, но Беттина жила в Лос-Анджелесе, так что все зависело от меня; Мама позвонила мне, и я поехал к дому на такси.