— Осмотреться в отсеке! Проверить и тщательно закрепить всё имущество на штатных местах!
— Сейчас начнётся, — в напряжённой тишине промолвил врач.
— Это уж точно, — согласился с ним Антон. — Держитесь за воздух, ибо земля вскоре станет не надёжной, — осматриваясь по сторонам, добавил он.
— Ничего, перезимуем! — уверенно констатировал Мясковский, поудобней усаживаясь в кресле-вертушке на командном пункте ракетной боевой части.
Сам Мясковский, то ли русский полуеврей, то ли еврейский полурусский своего отца — чистокровного еврея и мать — не менее чистокровную русачку, будучи хорошим сыном чтил и любил. И было за что, ибо воспитали они вполне уравновешенного, несколько флегматичного, в принципе хорошего человека. Но жизнь распорядилась так, что половинчатая принадлежность по национальности, путаясь под ногами, его судьбу всегда склеивала из двух половинок. Не успев стать артиллеристом и переучиться на торпедиста, каким-то непонятным образом он стал ракетчиком.
Капитан-лейтенант был непревзойдённым знатоком и мастером рассказа множества еврейских анекдотов. Но и в анекдотах половинчатость так и пёрла из их содержания.
Пытаясь разрядить обстановку тревожного ожидания, которая большими буквами была написана на лицах моряков, он рассказывал:
— Абрам! — обратилась Роза к своему мужу, — теперь возле этого модного атома все, кому не лень, очень хорошо зарабатывают. Одни своим жёнам приносят хорошие деньги больших зарплат. Другие приносят деньги ещё больше помимо зарплат и ездят в служебных машинах. Ты же из своего института ядерной физики, кроме пустого портфеля и истоптанных носков — результата многоразовых переходов пешком туда и обратно, домой не приносишь ничего. Что, у вас там в институте, таки взять ничего нет? Только не говори мне, что секретность и здорово всех проверяют! Ты же еврей! Если «оно» такое маленькое, то проглоти. Никто же не заметит! — Анатолий умолк в выжидательной паузе.
— Ну и, что дальше? — не выдержал самый нетерпеливый слушатель.
— Что дальше, что дальше…. Привозят мужики из КГБ еле живого Абрама домой. Роза, не ожидая вопросов с их стороны, сама спросила мужа:
— Абраша, что случилось?
— Да проглотил я этот атом, будь он проклят! Шёл по улице, захотел тихонько пукнуть. Оборачиваюсь, а там полквартала, как языком корова слизала — испарился!
— Оперативное время «00.00», — голосом старшего помощника разнеслась информация по кораблю о начале отсчёта времени отработки боевых упражнений.
Боцман — приличного роста, прочного телосложения на совесть сработанный молодец, густым басом откидывающим все сомнения в подлинности доклада, подобно заводскому гудку призывающему работников начать трудовой день, безапелляционно доложил:
— Заклинило кормовые горизонтальные рули на погружение! Дифферент растёт! Лодка погружается. Глубина 70 метров!
Офицеры главного командного пункта и командир, «сбитые» с толку столь правдоподобным докладом, с реакцией на него несколько промедлили. Из состояния общего бездействия командование корабля вывел штурман, который включил на постоянное излучение эхолот и доложил:
— Глубина под килём 140 метров.
Практический опыт — дело большое, командир, имеющий его в достатке, всё же скомандовал:
— Обе турбины реверс!
Корабль, с нарастающим дифферентом на нос, продолжал нестись вперёд.
Гидродинамические силы воздействия на корпус подводного крейсера при отрицательном угле дифферента и заклиненные рули быстро загоняли корабль на глубину.
Боцман, пытаясь удержать заданную глубину, переложил носовые горизонтальные рули на всплытие на полный угол. — Не помогло! Дифферент нарастал, лодка быстро погружалась. Вот он перевалил восьмиградусную отметку. Во всех отсеках люди действительно начали хвататься за «воздух», пытаясь удержаться на вздыбленной, уходящей из-под ног, наклонившейся палубе. Внутренности подводников привычно поползли к единственному открытому отверстию в их теле, желая поскорее выплеснуться наружу для выяснения обстановки. Зубные щётки, совки и смётки, а также прочий плохо уложенный и закреплённый скарб, полетел в своих хозяев. Моряки окончательно убедились, что на подводной лодке всё переносное имущество должно закрепляться и иметь своё место.
Операторы пульта ГЭУ, удерживаясь в креслах растопыренными ногами, как хорошие цирковые гармонисты ловко перебирали кнопки управления реакторами, пытаясь предотвратить сбои и обеспечить их стабильную работу в столь необычной ситуации.
Турбинисты в поте лица перекрывали подачу пара на турбины переднего хода с одновремённой дачей контрпара на турбины заднего хода.
Наконец гребные винты, сдерживая инерцию, начали вращаться в обратном направлении. Корабль задрожал, скорость упала. Тут бы, ох как нужно было дать команду:
— Стоп турбины!
Но момент упущен и корабль, с возрастающей скоростью движения, начал сваливаться на корму, увеличивая угол наклона. Всё имущество вместе с подводниками дружно повалилось в сторону кормы. Внутренности подводников растерялись совсем. Они если бы умели разговаривать, то своё возмущение высказали б тут же:
— И нафига нам нужны такие хозяева в которых не то, что спокойно существовать — удержаться долго невозможно!
С опозданием, ходом вперёд, инерция движения корабля назад была погашена и лодка начала всплывать. Вспотевший командир промахов больше не допускал. Маневрируя ходом и весовыми порциями воды принятыми в соответствующие цистерны, была погашена гидродинамическая сила, исходящая от неисправных рулей, и корабль на скорости 6 узлов сносно держал заданный коридор глубины погружения.
— Первый блин — не совсем комом! — судорожно сглотнув комок нервов, подводники по указанию командира, не сходя с мест по боевой тревоге, произвели разбор своих действий.
Кормовые горизонтальные рули, выведенные из действия условно, ввели в использование по штатной схеме. Дифферентовку корабля привели в исходное состояние.
Корабль «встрепенулся» и, как настоящая охотничья собака уверенно взявшая след дичи, вытянувшись в струнку на все свои 114 метров, еле шевеля рулями, без всяких неожиданностей держал заданную глубину погружения 60 метров.
По приказу командира, дабы не дезориентировать себя всякими заморочками, во время учений и тренировок доклады о возникших неисправностях впредь нужно предварять словом «фактически». Аварийные ситуации по плану учений предварять словом «условно».
В четвёртом отсеке подводники, в ожидании своих вводных, особенно не перерабатывали. Все действия, выполняемые без команды, они знали, как говориться «на зубок», исполняли их чётко и без замечаний. Нелады со щётками и смётками, а так же проблемы бунта органов своего внутреннего содержания были урегулированы с момента устойчивого движения корабля.
Предусмотрительный мичман Глебов приказал разложить по боевым постам в готовности к использованию ИДА-59 и ИП-46 — индивидуальные дыхательные аппараты подводников и изолирующие противогазы соответственно. Он же подошёл к, служащему по первому году, матросу Христенко и спросил всё ли ему понятно по пользованию этими аппаратами.
— Та шо вы, товарищ мичман! Не беспокойтесь! — ответил чернявый украинец. — Я уже всё знаю. Вывчев! — заверил он.
Все невольно улыбнулись, вспомнив забавный случай происшедший с ним. Не так давно весь экипаж, выстроившись на плавпирсе рядом с кораблём, группами по 10 человек отрабатывал практическое включение в ИП-46. Начальник службы «Х» Новиков инструктировал подводников:
— Видите, вот этой ампулой под резиновый колпачок снаряжается пусковой брикет. Раздавив ампулу ударом по кнопке, вы запускаете всю систему дыхания в действие. Теплый воздух вашего дыхания в замкнутом цикле — маска, регенеративная коробка, дыхательный мешок, поглощая углекислоту и обогащаясь кислородом, обеспечивает лёгкие живительной газовой смесью. Ваши противогазы снаряжены и приготовлены к действию. По команде вам необходимо затаить дыхание, повторяю: затаив дыхание, одеваете маску, давите на кнопку и дышите! Все ли всё хорошо поняли? Кто почувствует малейшее неудобство дыхания — поднять руку или сообщить голосом. Всем понятно?