Во-первых, мое сознание подразумевается в предположении: и для того чтобы мой разговор с вами имел смысл, я должен предположить, что у вас тоже есть сознание. (Назовем его для благозвучия опытом).
Во-вторых, если бы мы имели свободный доступ к опыту друг друга, зачем бы нам было так разговаривать? Представляется вероятным, что наш опыт напрямую не взаимосвязан.
В-третьих, все, на чем я могу работать, - это мой опыт, а поскольку мы не имеем свободного доступа к опыту друг друга, мы не можем подтвердить любые наши идеи, и поэтому должны склоняться к сомнению.
В-четвертых, мы решили работать вместе в этом странном разрозненном проекте общения с Писанием, поэтому у нас, очевидно, есть предпочтения; и именно из этих предпочтений вытекает мое представление о том, что такое хорошо.
В-пятых, поскольку мы приписали друг другу опыт и предпочтения, мы принимаем моральную значимость друг друга.
В-шестых, поскольку привычное отсутствие подтверждения не позволяет нам принимать предложения за истину, то для любых практических предложений, о которых нам становится известно, мы должны использовать критерий полезности, а не истинности. (Учитывая принятые здесь обязательства, полезность, очевидно, должна оцениваться в терминах предпочтений тех, кто имеет отношение к морали).
Это замечательно. Просто участвуя в беседе, мы собрали впечатляющий набор онтологических, эстетических, эпистемологических и моральных обязательств, которые, я надеюсь, мы можем разделить. Онтология описывает дискретные непрерывности опыта, причем эстетический элемент проявляется в наших предпочтениях одних видов опыта другим. Это, конечно, идеи, которые, как мы ожидаем, будут разделять многие другие, а не необходимые обобщения; но если принять эпистемологические обязательства, вытекающие из этого онтологического основания, то общее объяснение - это то, насколько далеко мы можем продвинуться в направлении описательной определенности. Эмпирические, скептические прагматики не ожидают ничего большего, чем нечто полезное.
Таким образом, приняв на себя обязательство верить в то, что мы есть, и верить в рациональные основания веры, мы получаем основания для построения морали.
Обязательство должно быть, конечно, озабочено тем, как все морально значимые люди могут иметь справедливые шансы на удовлетворение своих предпочтений: то есть наше моральное обязательство - это трансперсональный последовательностный подход, и набор обязательств является полным.
ЧТО ЖЕ ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?
Конечно, с этим набором идей можно было бы сделать многое, но я начал с обсуждения автономии и границ.
Вопрос о границах представляется неизбежным. Границы любой теории определяются ее неявными предположениями, и, будучи скептиками, мы будем оспаривать эти предположения. Однако скептицизм не предполагает, что у нас не должно быть убеждений или что мы не должны операционализировать их как обязательства, а только то, что мы не должны выставлять их как уверенность. Как же нам решить, когда следует прекратить оспаривать границы?
Можно, конечно, утверждать, что скептический процесс иногда сворачивается довольно резко и без особых объяснений. Например, Ульрих (Ulrich, 1991), похоже, выдвигает идею границы, которая должна быть открыта для критического оспаривания, не объясняя, почему последующая граница не должна быть подвергнута такому же процессу. Аналогичным образом Миджли (Midgley, 1992) обосновывает плюрализм, ссылаясь на метатеоретическое предположение о контексте. Однако почему они делают только один шаг вперед? Зачем ограничивать свои амбиции критикой исходной границы или принятием метатеории?
Выход за пределы иллюзии сам по себе явно неудовлетворителен для того, кто привык к восприятию. За иллюзией есть только другая иллюзия. Выход за пределы иллюзии - это направление в сторону от иллюзии, не имеющее никакого внутреннего объяснения, почему оно должно быть направлено в сторону истины или чего-либо еще, что могло бы быть полезным. Выход за пределы становится полезным только в том случае, если он направлен; но, к счастью, существует аспект построения знания, который позволяет нам анализировать направленность теорий. Это континуум между масштабом и конкретностью.
НА ГРАНИЦЕ
По-видимому, существует компромисс между объемом пропозиции и ее эффективностью в конкретных случаях. Эпистемологическое обязательство не говорит нам, например, о том, как приготовить ореховое жаркое с картофельным пюре, горошком и подливкой.