«Ну и имечко оказалось у получателя! Не удивительно, что здешняя жизнь, судя по всему, имеет его во все дырки. И, главное, из разговоров так почти ничего и не разберёшь. Вот, оказывается, как тяжело понимать хороших соседей, если не знаешь ничего об их жизни, а они-то уверены, что ты всё прекрасно знаешь».
— Сосед, расплатился ты с этим пауком Аппием Клавдием? Он-то в счёт процентов с тебя в случае чего всю шкуру спустит, образина спесивая!
«Аппий Клавдий? Было несколько родовитейших и дубоголовейших сенаторов с этим именем. Оказывается, этот род не брезговал ростовщичеством. Вот откуда идут богатства отцов-сенаторов, которые потом всячески от такого открещивались. Но ведь передали это ближайшим по знатности: всадникам» — работала голова у несчастного замордованного Эбуция.
Дорога была ещё не «римской»: почти что русский деревенский просёлок, кое-где в самых низких местах засыпанный щебнем. По сторонам раскинулись прекрасные дубовые и буковые леса с кипарисами, каштанами и ещё какими-то деревьями, латинские названия которых, всплывавшие в голове, Евгению ничего не говорили. Леса перемежались небольшими деревнями или бедными по современным меркам поместьями. Домики в деревнях были просто жалкими хижинами из веток, обмазанных высушенной глиной и кое-как покрытых тростником, а те, что чуть «побогаче» — соломой (свой дом Эбуций рассмотреть не успел: голова была занята другим). Когда дорога спускалась в низины, она частенько шла среди болот, и порою под ногами хлюпала вода.
Через три часа квириты вышли на большую дорогу, и ещё через час подошли к воротам Города, который пока не присвоил себе самозваный титул вечного. Сбоку от ворот стояла пара человек в богатой военной одежде.
— Побаиваются нас отцы-прощелыги! Вон даже сынков своих на ворота поставили, чтобы те перед комициями всех проверяли — пробурчал Фавст, рыжеволосый молодой крестьянин.
— Привет, Гай Пизон Манлий! — торжественно сказал один из добровольных стражей. — Привет вам, граждане славной Алусии! А это ты кого с собой прихватил, раба, что ли, продавать ведёшь? — нагло глядя на Эбуция, оскалился юнец. — Видать, здорово он тебя разозлил! Отделал ты его красиво.
Манлий набычился.
— Это Квинт Эбуций Фефилий. Он дослужился до второго декана в третьей центурии, и, если боги будут благосклонны, в этой войне, как и я, центурионом станет. Мы, плебеи, за вас, отцы-благодетели, воюем, и вы же нас, Клавдий, за это рабами называете! А у него месяц назад последний сын Марк на войне погиб. Вот он пьёт и дерётся. Не плакать же ему, как бабе!
— Не обижайся, Манлий! Пошутил я. А то, что сыновья умерли ради сената с народом римским, лишь чести их служит. Не в пьяной драке и не от болезни подохли. Усыновит он племянника или внука, и род свой продолжит.
— Вы, Клавдии, готовы были бы всех нас сожрать и действительно рабами сделать! Наделы за долги отнимаете, людей в долговую кабалу забираете и потом продаёте этрускам, пунийцам или гречишкам. Если бы не нужны были вам наши мечи, давно бы всех нас распродали, а имущество себе забрали!
— Манлий, не все Клавдии таковы. Ты же сам видел, как я дрался в бою. Я за народ римский и за город наш всё отдам! — И, не удержавшись, Клавдий добавил слова, которые сразу смазали всё предыдущее:
— Не забудьте об этом, когда голосовать на комициях будете.
И путники вступили в город. А Эбуций наконец-то узнал своё имя, семейное положение и ближайшие угрозы. Вот что значили буквы QEF на межевом камне.
4. Бунт
Рим внутри выглядел совершенно непрезентабельно: большинство домов ещё хуже деревенских хижин. Улицы не мощёные, грязные, кривые, правда, дерьмо на них, в отличие от позднейшей цивилизованной Европы, не выливали. Но вонь его доносилась из выгребных ям во дворах. Из харчевен несло ароматом жратвы (запахом еды его как-то назвать не поворачивался язык) и слышался галдёж пьяных. Люди на улицах были какие-то смурные. Те, кто был в тогах с пурпурной полосой, жались к стенам, поскольку большинство в тогах без такой полосы смотрели на них зверями и ругались:
— Отец наш, разоритель, Марк Публикола! Много ты квиритов продал пунийцам? Тебе что, захваченных вольсков не хватило? Sus insatiabilis!
— Да не свинья он, а hog stupri.
— А ты, легат Септимий Клелий, так из-за спин наших в сражении и не вышел. Бережёшь свою кровь патрицианскую, пусть за тебя презренные плебеи дерутся! Faex asini!
И так далее…
Словом, в городе явно назрела очередная распря. Судя по всему, богатые патриции от жадности потеряли разум и стали порабощать своих сограждан, совершенно не думая о том, что вокруг враги, и каждый год бывает по войне, а то и по несколько. Впрочем, сколько древних государств именно на этом погорело!