Надо сказать, что историки, вообще говоря, все это хорошо понимают и, как правило, требуют выполнения этих условий (см. ниже). Исключением является древняя история, в которой целый ряд положений принимается без обсуждения как истины, не требующие доказательств. Историков древнего мира можно понять: для доказательства этих «истин» у них нет абсолютно никаких средств.
Вместе с тем трезвый взгляд на сообщения историков античности немедленно вызывает массу недоуменных вопросов. Достаточно указать, например, что история древнего мира в описании войн не считается с элементарными требованиями стратегии и выбирает для побед такие неудобные пункты и такие условия, при которых можно было только погибнуть. Она ведет армии по странам, в которых они все через неделю умерли бы с голоду, а на поле боя она заставляет скакать по полям царей и полководцев на парах лошадей в одноколках с одним дышлом, которые при первом крутом повороте, а тем более на поле, заваленном трупами» переворачиваются. Такого рода экипажи могли служить только для передвижений по ровной дороге, для медленных триумфальных шествий, когда лошадей ведут специальные сопровождающие, для состязаний на гладком треке и т.д. и т.п., но никак не для сумасшедшей скачки в горячке боя по пересеченной местности. Уже этого одного достаточно, чтобы признать многие сообщения «античных» авторов апокрифами.
Крайне подозрительна также потрясающая подробность, с которой нам известна древняя история. Она «в среднем» известна нам лучше, чем средневековая. Наши сведения, например, о Шекспире (жившем менее 400 лет тому назад) отличаются крайней неполнотой, и до сих пор ведутся серьезные споры по поводу установления основных фактов в его биографии. А теперь сравните, насколько точнее и полнее нам «известна», скажем, биография Аристотеля. Хотя это и было более 2000 лет тому назад, но здесь все как на ладони. Отец его был врач Никомах. Ровно в 17 лет мудрец прибыл в Афины, где учился у Платона, ученика Сократа, жену которого звали Ксантиппой (о ее характере также имеются самые достоверные сведения). Учился Аристотель у Платона 20 лет, а затем он купил участок земли для своей собственной школы по соседству с храмом Аполлона Ликейского. В 343 г. до н.э. Аристотель берет на себя воспитание и образование 13–летнего Александра, сына Филиппа Македонского. «И если Александр впоследствии широтой ума и образованностью превосходил всех современных ему политических деятелей, то в этом, несомненно, сказались плоды выработанного им в юности, под руководством Аристотеля, широкого умственного кругозора» (БСЭ, 1–е изд.). Скончался Аристотель в 322 г. до н.э., правда, неизвестно, в какой день недели, но, во всяком случае, «от давней болезни желудка». Впрочем, выше мы приводили еще более разительные примеры (чего стоит, например, частная записка Цицерона, которую две тысячи лет усердно переписывали малограмотные монахи, первейшей обязанностью которых было уничтожать все языческие документы; см. § 5, гл. 1);
Не нужно думать, что на это никогда не обращалось внимания. Напротив, такого рода вопросы настолько бросаются в глаза, что практически нет историка, который бы их не задавал. Однако преисполненные веры в справедливость основных положений хронологии историки даже не формулировали свои недоумения в виде вопросов, а ограничивались беспомощными заявлениями типа «удивительно, что…», «как ни странно, но…». Открыв любую достаточно полную книгу по любой проблеме древней истории, читатель немедленно наткнется на такого рода обороты.
Каждое из странностей и противоречий древней истории специалисты худо–бедно объясняют. Однако, когда приходится слишком много объяснять, невольно возникают сомнения.
Проанализируем поэтому более внимательно методы исторического исследования.
Документ — основа истории
«История пишется по документам» — начинают свою знаменитую (см. [158], стр. 177) книгу [157] по методологии истории французские ученые Ланглуа и Сеньобос, и в этом они, конечно, абсолютно правы. Позднейшие историки обвиняли Ланглуа и Сеньобоса в непонимании «сложности и противоречивости исторического ремесла, в наивности представления, «что достаточно ограничиться критикой источников, отделив в них истинное от ложного, для того чтобы извлечь исторические факты и чтобы воссияла истина и картина прошлого была восстановлена во всей своей полноте» (см. [158], стр. 177). Конечно, эта критика вполне справедлива, и одного изучения источников совершенно недостаточно для воссоздания целостной картины прошлого, но оно необходимо, поскольку только документ может служить основанием для возбуждения вопроса о той реальности, к которой он относится. «Ничто не может заменить документов: нет их, нет и истории» ([157], стр. 13). Но что такое исторический документ? Ланглуа и Сеньдбос дают следующее определение: «Документы — это следы, оставленные мыслями и действиями некогда живших людей» ([157], стр. 13), но это определение явным образом неудовлетворительно, являясь одновременно и слишком узким и слишком широким. Его узость, как вытекает из примеров, указанных самими Ланглуа и Сеньобосом, проявляется в том, что оно не считает документами вещественные следы таких явлений природы, как, например, землетрясения, хотя эти явления иногда оказывают решающее влияние на развитие человеческого общества. Поэтому формулировка Ланглуа и Сеньобоса нуждается в дополнении, скажем, таком: «…или явлениями природы, так или иначе связанными с этими мыслями или действиями». Вместе с тем, очевидно, что «документы» такого сорта могут иметь в истории лишь вспомогательное значение (поэтому–то Ланглуа и Сеньобос о них забыли). История начинается вместе с письменным документом, а время до появления письма подведомственно другим наукам (скажем, археологии или палеоэтнографии).