Таким образом, фундаментом истории является только письменный документ, в котором отражены «мысли и действия некогда живших людей»; другого же рода материальные памятники могут играть (и играют) лишь очень ограниченную и вспомогательную роль. Насколько же надежен этот фундамент?
Критика исторического документа
Основополагающая роль документа в историческом исследовании заставляет особо остро ставить вопрос о его надежности и принимать в работе с ним специальные меры предосторожности. Вся совокупность этих мер называется на техническом языке источниковедения «критикой документа» и подразделяется на две большие группы — «внешнюю») или подготовительную критику (касающуюся вопросов сохранности и аутентичности документа) и «внутреннюю» критику или герменевтику (касающуюся вопросов смысла и значения содержания документа).
«Вместе с тем предостережения (о необходимости специальных мер обеспечения надежности документа. — Авт.) тем более необходимы, что осторожность не составляет естественной склонности человеческого ума, действующего беспорядочно в тех вопросах, где нужна самая строгая точность. Правда, все признают в принципе полезность критики, но это один из тех неоспоримых постулатов, которые трудно осуществляются на практике. Прошли целые века, с эпохами блестящей цивилизации, прежде чем обнаружились первые проблески критики среди самых развитых народов на земле. Ни восточные народы, ни средние века не имели о ней точного представления. Вплоть до наших дней просвещенные люди, пользуясь документами для истории, пренебрегали самыми элементарными мерами предосторожности и следовали бессознательно ложным принципам… Это объясняется тем, что критика противоречит нормальному течению человеческой мысли. По врожденному свойству, человек склонен придавать веру различным утверждениям и передавать их, не различая даже их ясно от своих собственных наблюдений. Разве в повседневной жизни мы не принимаем безразлично, без всякой проверки, слухи, анонимные и ничем не гарантированные сообщения, всяких сортов посредственного иди плохого качества «документы»? Чтобы взять труд расследовать происхождение и значение сообщения о бывшей накануне истории, нужен особый повод, в противном случае, если оно не является до безобразия неправдоподобным и не опровергается, мы принимаем его, держимся за него, разглашаем его и в случае надобности (и даже без надобности. — Авт.), прикрашиваем. Каждый искренний человек признает, что нужно большое усилие, чтобы стряхнуть с себя ignavia critiсa, эту столь распространённую форму умственной трусости, что усилие это нуждается в постоянном возобновлении и сопровождается часто истинным страданием.
Естественная неприспособленность человека держаться на воде заставляет его тонуть; чтобы приобрести привычку устранять непроизвольные движения и выполнять другие, он учится плавать, точно так же у человека нет прирожденной способности критики, ее нужно прививать, и она входит в плоть и кровь его только путем постоянных упражнений» ([157], стр. 52—54). Даже профессиональные историки долгое время «…пользовались текстами, бывшими у них под руками, не справляясь о их. достоверности…» ([157], стр. 57).
Эти соображения нам представляются очень важными. Они дают психологическую основу для создания в «некритические» средние века волшебной сказки об античности. Когда же появилась критика, было уже поздно: общее представление об античности впитывалось на столь раннем этапе обучения, что критике оказывалось не подведомственным.
Восстановительная критика
Первым этапом внешней критики является т.н. «восстановительная критика». Вот что пишут Ланглуа и Сеньобос:
«…посмотрим, в каком виде дошли до нас древние документы? Оригиналы большинства из них утрачены; мы имеем только копии. Копии, непосредственно снятые с оригиналов? Нет, копии с копий. Далеко не все писцы, занимавшиеся перепиской этих копий, были люди опытные и добросовестные; они переписывали тексты, часто совсем не понимая их содержания или понимая плохо, и к тому же не всегда было в обычае… сверять рукописи. Вполне понятно, что древние документы, неоднократно переписывавшиеся без особой тщательности в течение целого ряда веков, с риском нового искажения смысла при каждой новой переписке, дошли до нас в крайне искаженном виде.