Первые недоумения возникают, когда мы знакомимся с первоисточниками династической истории. В Саккарском списке вся династия XVIII кем–то выломана, Абидосский список дает имена, не имеющее ничего общего с именами Яхмес, Тутмес, Аменхотеп и т. д., а информация греческих авторов как раз в отношении восемнадцатой династии на редкость путана и противоречива. Абидосский список от Аменхотепа IV непосредственно переходит к «Женщине с зеркалом» (Нефертити?) и к Рамзесу, тогда как греки вставляют между Аменхотепом IV и Рамзесом еще шесть (!) царей, которые к тому же не имеют ничего общего с фараонами (Тутанхамоном, Эйе и Хоремхебом), помещаемыми между Аменхотепом и Рамзесом современными учеными.
Таким образом, по существу единственный источник информации египтологов — это иероглифические надписи, в основном панегирического содержания. Они делятся на две большие группы: надгробные и сооруженные в память каких–либо выдающихся событий (побед). Резкой грани между ними нет, и все они переполнены фантастическими подробностями. См. примеры в [6], стр. 922—925 (надпись Тутмеса в Карнакском храме) и стр. 928—929 (эпитафия его военачальника Аменемхива, найденная Эберсом). Очень правдоподобно, что даже надписи, которые считаются сделанными, скажем, Тутмесом III, были на самом деле высечены наследниками в его память и восхваление (наподобие Вандомской колонны в Париже, поставленной в честь Наполеона во время Второй империи). Тот факт, что они написаны от первого лица ничего не означает: надгробные надписи также часто обращаются к читателю от имени покойника. (Заметим, кстати, что именно из–за этого египтологи полагают, что «… В древнем Египте существовал обычай, что человек с момента своей самостоятельной жизни начинал заботиться о своей гробнице, которая впоследствии примет его тело» ([128], стр. 188) и, в частности, описывал на ее стенах свою жизнь. Слабость этой аргументации в комментариях не нуждается.)
Из этих надписей можно узнать немало подробностей ежедневной, придворной и военной жизни, но получить какую–нибудь точную информацию, скажем, о маршрутах завоевательных походов затруднительно. Более того, описания походов, например, Тутмеса III таковы, что их только с большой натяжкой можно локализовать в соседних с Египтом странах. Слишком много городов брались приступом, слишком много форсировалось рек и слишком много стран проходили войска. Создается впечатление, что либо это все фантазии, либо в этих надписях описаны походы, охватывающие все Средиземноморье (включая Испанию и Галлию).
В 1875 г. на одном из пилонов Карнакского храма был обнаружен список 115 (!) городов, якобы захваченных Тутмесом во время одного из его походов. С традиционной точки зрения невозможно объяснить, почему почти все имена этих городов фигурируют в Библии (в основном в книге Иисуса Навина, также напомним, посвященной завоеваниям).
Расшифровка надписей и интерпретация живописных изображений часто вообще очень трудна и неоднозначна. Например, на настенных изображениях XVIII династии имеется довольно много изображений светлокожих блондинов, которых нелегко отождествить с каким–нибудь близким Египту народом.
Интерпретации некоторых изображений явно ложны, хотя на их базе и были сделаны далеко идущие выводы. Например, условные и весьма стилизованные изображения двуколесных боевых повозок принимаются историками без каких–либо сомнений, и они пишут о колесничных войсках, «которые в ту эпоху решали главным образом исход битвы» и якобы «представляли собой страшное оружие» (см. [128], стр. 281), тогда как совершенно ясно (см. эпилог к первому тому), что двуколесные повозки в силу своей неустойчивости никак не могут быть использованы на поле боя и годны только для ристалищ на ровном, специально подготовленном треке.
Совсем интересно получается с упомянутым выше храмом в Дейр— эль–Бахри, в котором обнаружены панели с отчетом о морской экспедиции в страну Пунт. На основании этих записей храм отнесен за полторы тысячи лет до начала нашей эры но, как пишет Морозов, «в задней стене этого же храма вместо ожидаемых здесь гробниц дома Аамеса, оказались мумии греческих времен, относимые даже и ортодоксальными египтологами «не ранее конца Птоломеев».
— Как же они сюда попали?
— Положены потом! — отвечают нам историки XIX века.
— Но какие же цари не постыдились бы положить своих родителей, в бозе почивших «любезных», в чужие помещения (добавим, за тысячу лет превратившиеся в развалины. — Авт.)?
Ответа на этот естественный вопрос мы не имеем.
А с нашей точки зрения дело обстоит очень просто.