Если апологеты считают, что здесь сообщается не о первом призвании четырех учеников, а об укреплении их веры через особое чудо, то у Луки могла быть подобная мысль. Но не та же самая! Это точно: он хочет рассказать о первом призвании Петра и его товарищей, которое он еще не успел включить в свой отчет. Но раз уж он однажды без предупреждения привел Иисуса в дом Петра, познакомился с личностью последнего, несмотря на все его нежелание, да и в принципе Иисус не должен был быть совсем незнаком с человеком, в доме которого он провел ночь в качестве гостя, — так как же первое призвание апостола, о котором нужно сообщить, может быть все же таким простым, как это было по Марку? Это должно быть первое призвание, но оно должно принять такой характер, чтобы оно казалось Петру одновременно ростом его познания природы Господа. Простого слова уже не может быть достаточно, если призывается тот, под чьим кровом Господь так недавно отдыхал в качестве гостя. Должно произойти нечто необычное, чтобы сам Петр смог выразить свое удивление и веру и больше не должен был молча следовать за Господом, как это происходит по рассказу Марка. Короче говоря, здесь необходимо чудо, и здесь, на озере, где призваны рыбаки, которым суждено стать ловцами человеков, не было ничего более близкого, чем чудесный подвоз, который Господь обеспечивает Петру.
Мы уже показали апологету, который, подобно Гофману, не видит в повествовании Матфея первого призвания четырех учеников, как Лука не желает ничего знать о нем и его аргументах. Станет ли он, — снова обратимся к апологету, — когда прочтет в записи Марка, что Иисус сказал Петру, который хотел задержать Его в Капернауме: пойдем в другие места, чтобы и там проповедовать со мною, когда прочтет, что Петр с другими последовал за Господом в Его путешествие, станет ли он затем силой вытеснять имя Петра и делать так, что Иисус лишь случайно позднее видит на озере две лодки, принадлежавшие Петру и Зеведеевым?
Если загадка разгадана и происхождение сообщения в третьем Евангелии признано, то отпадают и все разговоры о чуде миграции рыб. У Луки не было другого источника, кроме письма Марка и его собственного прагматизма в этом разделе Евангелия. Поэтому мы знаем, откуда он взял чудо: из своего прагматизма. Нам нет нужды лепетать и говорить вместе с Гофманом, что чудо послужило «для дальнейшей подготовки того знания о личности Иисуса, которое должны были получить ученики», т. е. мы избежали опасности безумия или глупости, которой мы неизбежно подверглись бы, если бы предположили, что удачный улов рыбы основал и сформировал христианское знание. Мы выше бессмыслицы, и нам нет нужды утверждать вместе с Гофманом, что в чуде рыбной ловли открылось «видение», с помощью которого Иисус смог «глубоко проникнуть даже в телесную природу». Насколько мы знаем, это можно назвать только глубоким взглядом на природу, постигающим ее порядок и жесты. Но знать, где находится пара рыб или их сотни! Достаточно, достаточно! Дальше некуда!
Даже Неандер и апологеты, признающие, что Лука и другие два синоптика хотели сообщить об одном и том же событии, уже не могут ввести нас в заблуждение, утверждая, что Матфей Марк для них не существует, что Матфей дает нам «сокращенный рассказ, Лука — более полный, более яркий, полученный от очевидца». Мы уже видели, в чем заключается эта живость. Все в рассказе Луки, каждая деталь, противоречит остальным, все скомкано. Мы должны говорить грубо, если нам хотят навязать это страшно озабоченное восхищение живостью.
Но если Неандер переполнен восхищением перед «простым чувством истины», которое Шлейермахер продемонстрировал в своем объяснении этого отрывка из Евангелия от Луки, если он хочет вырвать у критика его палладиум, его утешение, его доброе право, его сознание того, что он искренний друг истины, мы все равно должны показать ему, что нет ничего страшнее тайного коварства служителя буквы. Кто такой Шлейермахер, чтобы оказывать Луке доверие, которое он отнимает у Матфея? Совпадение, предпочтение, чувство, которое ничем не обосновано, но которое должно заявить о себе тем более тиранически, тем более варварски. Так, Шлейермахер считает знаменательным, что Лука не упоминает Андрея; но мы видели, как это объясняется просто тем, что для этого евангелиста Петр уже является главным лицом, и как он даже случайно забыл о брате. Шлейермахер настаивает на том, что, согласно рассказу Луки, призвание Петра и Зеведея связаны и являются одним целым. Прекрасное призвание сыновей Зеведеевых, о котором Лука даже не сообщает! Замечательная живость, когда Зеведеи появляются как случайный придаток и вдруг в конце истории становятся учениками и последователями Господа.