Когда Иисус впервые отказывается от вина, перед нами, конечно, не то, что обычно думали найти здесь и осмеливались придумать: перед казнью преступники получали благодеяние — они могли сбросить с себя вшей сознания, выпив сильно приправленного миррой вина. Теперь, скорее, когда Иисус еще может свободно распоряжаться собой, он отвергает то, чем потом, когда он уже не может сопротивляться, его напоит другой, а именно, он отвергает тот напиток, который слишком неуклюже упомянул Матфей, когда впервые написал, что Иисусу дали уксус, смешанный с желчью, тот напиток, о котором праведник из ВЗ уже жалуется, что, если бы ему позволили, ему бы дали выпить уксуса. Матфей добавил к уксусу желчь, которую, по словам праведника, подмешивают ему в пищу. Марк смешал зелье так, чтобы не слишком исказить историческую достоверность, не слишком высмеять ситуацию.
Лука знает только одно зелье, второе, которое было дано Иисусу, когда он уже висел на кресте. Солдаты, по его словам, дали ему уксус из насмешки, но он не говорит, как можно было попасться на такую насмешку. Его эпизоды не оставили ему места ни для первого зелья, ни для правильного введения второго. Только что он сообщал о речи Иисуса к иерусалимским женщинам, а теперь, как только он сообщает о том, что Иисус был возложен на крест, он хочет отметить, что Иисус молился за грешников, как это предсказано в Ис. 53:12. Отче, говорит Иисус, прости им, ибо не ведают, что творят; так же, как у Луки, молится Стефан перед смертью: «Господи, не вмени им греха сего!».
Из-за своих эпизодов у четвертого не осталось времени на первую чашу: но он придает второй то значение, которого она заслуживает. Иисус не только восклицает, чтобы исполнилось Писание: да будет мне позволено, но и принимает уксус, чтобы сразу после этого воскликнуть: «Свершилось!». Жажда Иисуса, поднесение уксуса и его употребление ставят окончательную точку на исполнении Писания.
3. Развязывание одежд Иисуса.
Сразу же после распятия, так что сцена происходит у подножия креста, воины разделили между собой одежды Иисуса таким образом, что бросили через них жребий, чтобы определить, «кому что достанется».
Лука опускает более подробное описание и говорит лишь о том, что при распределении одежды бросали жребий. Матфей сообщает об этом так же кратко, но при этом рассказывает, почему Марк записал этот отрывок: потому что это было важно и необходимо для того, чтобы исполнилось Писание, пророчествовавшее об этом распределении одежды. Наконец, четвертый, поскольку в псалме одно и то же обозначено двумя параллельными выражениями, принимает это обозначение всерьез и, как впервые отметил Штраус, формирует на его основе свой новый рассказ. Ибо если в псалме сказано: разделили одежды Мои между собою, и об одежде Моей бросили жребий, то четвертый знает, как сказать, что воины, которых стало сразу четверо, разделили одежды Иисуса на четыре части и распределили их между собою, но над юбкой, поскольку она была соткана как единое целое и они не хотели ее распускать, как если бы разорвали другие одежды, чего не осмелился сказать даже четвертый! — чтобы исполнилось Писание, как добавляет четвертый, наставленный Матфеем.
4. Иисус на кресте.
Марку остается только рассказать об издевательствах, которым подвергся Иисус на кресте.
Доска с надписью: «Царь Иудейский!» — это издевательство, продолжение того, что Пилат уже позволил себе раньше.
По обе стороны от Него распяты два разбойника, что ставит Его в один ряд с отверженными.
Прохожие насмехались над ним, кивали головами и говорили: ага, тот, кто хотел разрушить храм и воздвигнуть его в три дня! спаси себя и сойди с креста!
Первосвященники также снисходительно относятся к этой насмешке и добавляют к ней чудесную сторону дела, говоря: «Кто спасал других, тот не может спастись сам.
Даже те, кто распят с Ним, насмехаются над Ним.
В шестом часу было затмение солнца над всем концом, и продолжалось оно до девятого часа. Тогда, в девятом часу, Иисус заговорил словами псалма: Боже мой, Боже мой, для чего Ты оставил меня? Этот возглас: «Элои! Элои! дал повод некоторым задуматься о связи Мессии с Илией и насмехаться над ней: он зовет Илию! И даже тот, кто подал ему губку с уксусом, сказал: посмотрим, придет ли Илия, чтобы снять его с креста! Матфей C. 27, 37-49 рассказывает ту же историю, по сути, и дословно, небольшое изменение, — что он не оставляет первосвященников одних, а весь корпус первосвященников с книжниками и старейшинами стоит возле креста и издевается над Иисусом, — не стоит упоминания.