О том, что Иисус должен исцелить слепого, четвертый узнал от Марка, но в том, что этот слепой родился таковым, виноват, в частности, автор «Деяний апостолов», поскольку история слепого, рожденного слепым, построена по образцу истории хромого, рожденного хромым. Чудо Петра рассматривается в суде, а именно в синоде, как и чудо исцеления слепорожденного; хромой Петра также предстает перед судом, как и слепорожденный в четвертой главе. Синедрион Деяний запрещает ученикам исповедовать имя Иисуса перед народом; синедрион «Деяний» налагает на исповедание того же имени наказание в виде отлучения от церкви. В изложении «Деяний апостолов», по крайней мере, все связно и внятно, насколько связность возможна в мире чудес; в изложении «Деяний» Четвертым все шатается, безумствует, лживо воспроизводится до мельчайших подробностей, вырывается из суставов избыточными мотивами, а разум убивается без малейшего остатка. Например, даже такой пустяк, как то, что синедрион отпустил обвиняемых учеников, а сам тем временем принял решение и затем снова созвал народ в зал заседаний, чтобы объявить им приговор, даже этот пустяк не мог быть чисто передан Четвертым; он воспроизвел его так, как мы достаточно полно охарактеризовали выше.
Наконец, можно отметить, что правители Деяний удивляется языку учеников, которых они знали как идиотов, не сведущих в Писании, а также тому, что они принадлежали к свите Иисуса — тоже идиота. Четвертый приберег эту черту для более позднего случая, так как с залом Соломона он познакомился только по этому рассказу в «Деяниях апостолов» и вообще несколько раз использовал структуру этого рассказа — чудо привлекает внимание народа, в конце концов и правителей, дает повод для речей и переговоров — единственно для мнимой историчности повествования и лишь сделал его более неестественным по своей манере.
Что касается ВЗ, то Четвертый также прилежно пользовался им и смело соблюдал многие его намеки. Рассказывая о враждебности, которую Иисус испытывал со стороны своей семьи, согласно Пс. 69, 8 и Иер. 12, 6, он особенно обращает внимание на то, что именно братья Иисуса оказались неверующими против в него. Акцент, с которым Иисус часто говорит, что Он избрал учеников, наконец, антитеза: «не вы Меня избрали, а Я вас избрал», — является неуместным преобразованием антитезы, которая лежит в исповедании народа, Ср. 100, 3: «Он, Господь, сделал нас своим народом и овцами своего пастбища, а не мы!» Из Пс. 40, 7 у Иисуса есть фраза, которой Он говорит: «Писания свидетельствуют обо мне». Книга Премудрости Соломона, С. 16, 6, навела Четвертого на мысль о том, что медный змей — это «символ спасения», и он также обязан ВЗ значительной суммой догматических категорий.
Вопрос о Четвертом решен навечно, и если кто-то еще сомневается в этом решении, то критика истории воскресения прозвучит для него громовым голосом.
Что касается критики истории воскресения, которая займет нас в конце, то нам не остается ничего другого, как показать, как одно изложение возникло из другого и как противоречия между ними были неизбежны при их возникновении. Попытка здесь, в конце, полемизировать непосредственно против богословских попыток сохранить достоверность, скрыть противоречия в сообщениях и разоблачить их ничтожность была бы оскорблением критического метода, бесцельно ставить под сомнение результат нашей работы и, наконец, оскорблением смелых, достойных людей и особенно одного человека среди них, которого Германия считает и всегда будет считать одним из своих величайших.